Неточные совпадения
Через три дня Володя, совсем уже примирившийся с назначением и даже довольный предстоящим плаванием, с первым утренним пароходом отправился в Кронштадт, чтоб явиться на корвет и узнать, когда надо окончательно перебраться и начать службу. Вместе с тем ему, признаться, хотелось поскорее познакомиться с командиром и старшим
офицером — этими двумя
главными своими начальниками — и увидеть корвет, на котором предстояло прожить три года, и свое будущее помещение на нем.
На мостике [Мостик — возвышенная площадка, помещающаяся впереди бизань-мачты, откуда удобно наблюдать за всем. Это обыкновенное место во время вахты вахтенного
офицера. На мостике стоит
главный компас, или пелькомпас.] его не было.
Хлопотавший и носившийся по корвету с четырех часов утра, несколько ошалевший от бесчисленных забот по должности старшего
офицера — этого
главного наблюдателя судна и, так сказать, его «хозяйского глаза» — он, видимо чем-то недовольный, отдавал приказания подшкиперу [Подшкипер — унтер-офицер, заведующий каютой, где хранятся запасные паруса, веревки и проч.
— Кроме того, вам не мешает познакомиться и с машиной корвета… Потом будете стоять и машинные вахты… И по штурманской части надо навостриться… Ну, да не все сразу, — улыбнулся старший
офицер. — И,
главное, от вас самого зависит научиться всему, что нужно для морского
офицера. Была бы только охота… И вот еще что…
Убедившись, наконец, после двух-трех появлений с целью «проветриться» среди ночи, что у молодого мичмана все исправно, что паруса стоят хорошо, что реи правильно обрасоплены [Обрасопить — повернуть реи так, чтобы паруса стояли наивыгоднейшим образом относительно ветра.] и,
главное, что ветер не свежеет, старший
офицер часу во втором решился идти спать.
К остальным
офицерам Володя был равнодушен, а к двоим — к ревизору, лейтенанту Первушину, и старшему артиллеристу — питал даже не особенно дружелюбные чувства,
главным образом за то, что они дантисты и, несмотря на обещание, данное капитану, дерутся и, видимо, не сочувствуют его гуманным стремлениям просветить матроса.
К жаркому разговоры особенно оживились, и его величество уже приятельски похлопывал по плечу старшего
офицера и приглашал его запросто зайти во Дворец и попробовать хереса, который недавно привезен ему из «Фриско» (С.-Франциско), а дядя-губернатор, сквозь черную кожу которого пробивалось нечто вроде румянца, звал к себе пробовать портвейн, причем уверял, что очень любит русских моряков, и вспоминал одного русского капитана, бывшего в Гонолулу год тому назад на клипере «Голубчик», который он перекрестил в «Гутчика», причем
главную роль в этих воспоминаниях играло чудное вино, которым угощал его капитан.
Снова Володя был на своем милом «Коршуне» между своими — среди офицеров-сослуживцев, к большей части которых он был искренно расположен, и среди матросов, которых за время долгого совместного плавания успел полюбить, оценив их отвагу и сметливость и их трогательную преданность за то только, что с ними, благодаря
главным образом капитану, обращались по-человечески и не делали из службы, и без того тяжелой и полной опасностей, невыносимой каторги.
Удовлетворив любопытство Ашанина, Василий Федорович продолжал, обращаясь
главным образом к молодым
офицерам...
Неточные совпадения
Гвардейский
офицер потребовал, чтоб меня поставили на очную ставку с
главным доносителем.
— Каким же образом, — возразил мой допросчик, — дворянин и
офицер один пощажен самозванцем, между тем как все его товарищи злодейски умерщвлены? Каким образом этот самый
офицер и дворянин дружески пирует с бунтовщиками, принимает от
главного злодея подарки, шубу, лошадь и полтину денег? Отчего произошла такая странная дружба и на чем она основана, если не на измене или по крайней мере на гнусном и преступном малодушии?
На втором из этих обедов присутствовал и я, ласково приглашенный
главным лицом этой группы, в которой было несколько
офицеров, перешедших на фрегат «Диана» с фрегата «Паллада».
Несколько часов продолжалось это возмущение воды при безветрии и наконец стихло. По осмотре фрегата он оказался весь избит. Трюм был наполнен водой, подмочившей провизию, амуницию и все частное добро
офицеров и матросов. А
главное, не было более руля, который, оторвавшись вместе с частью фальшкиля, проплыл, в числе прочих обломков, мимо фрегата — «продолжать берег», по выражению адмирала.
— Что тебе, братец, за охота, — сказал добродушно Эссен, — делать из него писаря. Поручи мне это дело, я его запишу в уральские казаки, в
офицеры его выведем, — это
главное, потом своим чередом и пойдет, как мы все.