Не прошло и пяти минут, как уже на корвет явились разные комиссионеры, поставщики, портные, китайцы-прачки, и весь стол кают-компании был завален объявлениями всевозможных магазинов. Не замедлили явиться и репортеры калифорнийских газет за сведениями. Они осматривали корвет во всех подробностях, расспрашивали о России, записали все фамилии офицеров и,
выпив по бокалу шампанского, уехали.
Пожалели.
Выпили по бокалу за жениха и невесту, потом за посаженых отцов, потом за Парамонова и, наконец… за Сетивайо, так как, по словам Редеди, он мог бы быть полезным для России подспорьем. Хотели еще о чем-то поговорить, но отяжелели. Наконец разнесли фрукты, и обед кончился. Натурально, я сейчас же бросился к Глумову.
На третий день — в участок… то бишь утро посвятим чтению"Московских ведомостей". Нехорошо проведем время, а делать нечего. Нужно, голубушка, от времени до времени себя проверять. Потом — на Невский — послушать, как надорванные людишки надорванным голосом вопиют: прочь бредни, прочь! А мы пройдем мимо, как будто не понимаем, чье мясо кошка съела. А вечером на свадьбу к городовому — дочь за подчаска выдает — вы будете посаженой матерью, я шафером.
Выпьем по бокалу — и домой баиньки.
Через неделю, в присутствии только двух шаферов, Князева и князя Гарина, в церкви Св. Бориса и Глеба, что на Арбатской площади, совершилось бракосочетание присяжного поверенного Николая Леопольдовича Гиршфельда с вдовою канцелярского служителя Степанидой Павловной Сироткиной. Дети Стеши были заранее перевезены в дом Николая Леопольдовича. Туда же из церкви отправились и молодые. Приехавшие с ними шафера,
выпив по бокалу шампанского, удалились по своим комнатам. Стеша с мужем остались одни.
Неточные совпадения
Они
выпили по три
бокала и развеселились.
«Вот, — воскликнул он, — хоть мы и в глуши живем, а в торжественных случаях имеем чем себя повеселить!» Он налил три
бокала и рюмку, провозгласил здоровье «неоцененных посетителей» и разом, по-военному, хлопнул свой
бокал, а Арину Власьевну заставил
выпить рюмку до последней капельки.
Он насадил пробку на вилку и, говоря, ударял пробкой
по краю
бокала, аккомпанируя словам своим стеклянным звоном, звон этот
был неприятен Самгину, мешал ему определить: можно ли и насколько можно верить искренности Тагильского? А Тагильский, прищурив левый глаз, продолжая говорить все так же быстро и едко, думал, видимо, не о том, что говорил.
— За что же? Ну, спасибо. Послушайте, выпьемте еще
бокал. Впрочем, что ж я? вы лучше не
пейте. Это он вам правду сказал, что вам нельзя больше
пить, — мигнул он мне вдруг значительно, — а я все-таки
выпью. Мне уж теперь ничего, а я, верите ли, ни в чем себя удержать не могу. Вот скажите мне, что мне уж больше не обедать
по ресторанам, и я на все готов, чтобы только обедать. О, мы искренно хотим
быть честными, уверяю вас, но только мы все откладываем.
Но веселы мы стали вдруг ужасно не от вина: мы
выпили всего
по два
бокала.