Неточные совпадения
Выйдя на крыльцо господского дома, он показал пальцем на синеющий вдали лес и сказал: «Вот какой лес продаю! сколько тут дров одних… а?» Повел меня
в сенной сарай, дергал и мял
в руках сено, словно желая убедить меня
в его доброте, и говорил при этом: «Этого сена хватит до нового с излишечком, а сено-то какое — овса не нужно!» Повел на мельницу, которая, словно нарочно, была на этот раз
в полном ходу, действуя всеми тремя поставами, и говорил: «здесь сторона хлебная — никогда мельница не стоит! а ежели еще маслобойку да крупорушку устроите, так у вас такая толпа завсегда будет, что и не продерешься!» Сделал вместе со мной по сугробам небольшое путешествие вдоль по реке и говорил: «А река здесь какая — ве-се-ла-я!» И все с молитвой.
Был у меня, правда, небольшой огород, каждую весну засаживаемый неумелыми
руками, но и он не заставлял моего сердца сжиматься, так как я с первого же года понял, что овощи
в этом огороде будут поспевать как раз ко дню моего выезда из деревни
в город.
Недаром генерал Шангарнье, приглашая однажды французское собрание разойтись по случаю каникулярного времени, рисовал картину успокоения на лоне природы, с эклогами Виргилия
в руках.
Ему нужны: прогулка, отдых, много воздуха, отсутствие волнений, беззаботность, по временам дружеская беседа с единомышленными людьми, по временам — одиночество, пожалуй, хоть с Вергилием
в руках.
Будучи по воспитанию совершенно чужд прикладных знаний, он обыкновенно приступает к сельскохозяйственному делу с печатной книжкой
в руках.
И велико бывает его изумление, когда он, утешавший себя мыслью (да, он до того озлоблен, что даже может себя утешать неудачами других), что и у других сено почернело и сгнило, вдруг видит целые массы совершенно зеленого сена, приготовленного заботливыми
руками меньшого брата, который не прал против рожна
в дождь, но нашел другое приличествующее ненастью занятие: городил городьбу, починял клеть или, наконец, и просто отдыхал.
Доказывать ли, с Бажановым
в руках, что священный долг каждого рабочего — вспахать не менее полудесятины? — но они ответят на это: «Итак не гуляли».
Вот Энгельгардт и без капиталов достиг хороших результатов (я нимало
в этом не сомневаюсь), а у культурного человека хоть и целая уйма денег на
руках, да он не знает, куда ее швырнуть.
Поэтому-то я и повторяю: оставим Энгельгардтам доказывать, что полеводство может приносить барыши, мы же, люди культурной массы, мы, представители бюрократии, адвокатуры, шпицбалов и пр., будем отдыхать кийждо под смоковницей своей, с баснями Федра
в руках (все как будто классицизмом припахивает).
Он охотно собирает
в господской усадьбе по праздникам соседних мужиков и баб, предоставляя им петь, плясать и величать себя, «настоящего барина», и угощает за это пивом, водкой и ломтями черного хлеба, а иногда, под веселую
руку, даже бросает
в толпу разъяренных баб пригоршни гривенников.
Нет, просветительная дорога — не наша дорога. Это — дорога трудная, тернистая, о которой древле сказано: блюдите да опасно ходите.Чтобы вступить на эту стезю, надо взять
в руки посох, препоясать чресла и, подобно раскольникам-«бегунам», идти вперед, вышнего града взыскуя.
Да, эти «столпы» знают тайну, како соделывать людей твердыми
в бедствиях, а потому им и книги
в руки. Поймите, ведь это тоже своего рода культурные люди и притом не без нахальства говорящие о себе: «Мы сами оттуда, из Назарета, мы знаем!» И действительно, они знают, потому что у них нервы крепкие, взгляд острый и ум ясный, не расшатанный вольнодумными софизмами. Это дает им возможность отлично понимать, что по настоящему времени самое подходящее дело — это перервать горло.
— Вообще я полагаю так: мы, становые, обязываемся держаться не буквы, а смысла, — прибавил он, — и
в этом именно заключается отличие нынешней становой системы от прежней. Свободы больше! свободы! Чтоб
руки не были связаны! чтоб для мероприятий было больше простору! Воздуху! воздуху больше!
— «Улучшение быта»? — вопросительно повторил он и затем ласково посмотрел на меня и махнул
рукой, как бы говоря: твоя наивность приводит меня
в восхищение! — Продолжайте, пожалуйста! — предложил он.
В заключение он крепко пожал мою
руку и даже чуть-чуть не поцеловал меня. Но, поколебавшись с минуту, казалось, сообразил, что еще недостаточно испытал меня, и потому отложил выполнение этого обряда до более благоприятного времени.
Имея ее
в виду, мы бодро пойдем навстречу злоумышлению, и ежели находящаяся
в наших
руках ариаднина нить приведет нас к дверям логовища, то уж, конечно, не для того, чтоб осрамиться
в нем, но для того, чтобы несомненно и неминуемо обрести поличное!
Он один имеет возможность трезвенно проникать
в глубины человеческих сердец, он один твердой
рукой держит все нити злоумышлении как приведенных уже
в исполнение, так и проектируемых
в ближайшем будущем.
По этому слову произошло нечто умилительное. Рассыльные,
в числе шести человек, взялись за
руки и стройно запели «ура!»; урядники подхватили. Мы (я, батюшка и трое кабатчиков), стоявшие тут
в качестве посторонних зрителей, тоже увлеклись и, взявши друг друга за
руки, с пением «ура!» три раза прошлись взад и вперед по селу.
Затем я закусывал удила и начинал доказывать. Доказывал горячо, с огоньком и
в то же время основательно. Во-первых, нас не спросили; во-вторых, нас не вознаградили за самое главное… за наше право! в-третьих, нас поставили на одну доску… с кем!!! в-четвертых, нам любезно предоставили ликвидировать наши обязательства; в-пятых, нас живьем отдали
в руки Колупаевым и Разуваевым; в-шестых…
Я командировал к вам на кухню особого доверенного человека, с тем, чтобы он собрал под
рукой вернейшие о вас сведения, и добытый этим исследованием результат представляется
в следующем виде...
Он протянул ко мне обе
руки, но я с самого начала этой сцены до того растерялся, что
руки эти так и остались протянутыми
в пространстве. Тогда он фамильярно потрепал меня по плечу и произнес...
Сначала я смотрел на родителей как на начальство; потом поступил
в заведывание воспитателей, которые тоже надувались и говорили: «Мы — ваше начальство!» — а наконец, и вправду попал начальству
в руки.
А потом пойдут газетные «слухи»… ах, эти слухи! Ни подать
руку помощи друзьям, ни лететь навстречу врагам — нет крыльев! Нет, нет и нет! Сиди
в Монрепо и понимай, что ничто человеческое тебе не чуждо и, стало быть, ничто до тебя не касается. И не только до тебя, но и вообще не касается (
в Монрепо, вследствие изобилия досуга, это чувство некасаемости как-то особенно обостряется, делается до болезненности чутким). А ежели не касается, то из-за чего же терзать себя?
— То-то «я»! Ну, ты!! Ты!! знаю я, что ты — ты! Ты бы вот рад радостью
в чужом саду яблочко съесть, даже и сейчас у тебя от одного воображения глаза враскос пошли — да на тот грех я сам при сем состою! Ну, мир, что ли! пошутил! давай
руку — будет с тебя!
Но
в ту минуту, когда я мнил, что он серьезно подает мне
руку, он совершенно неожиданно показывал мне шиш, а иногда и просто брал под мышки и, будучи вчетверо сильнее меня, увлекал
в непроизвольный галоп, причем задыхался, хрипел и свистел на весь дом.
Они настроят мертвыми
руками бесчисленные ряды костров и будут бессмысленными, пустымиглазами следить за предсмертными конвульсиями жертвы, которая, подобно им, не стучала
в пустыеперси…
— И выгода будет, ежели к
рукам. Коли помольцев мало, самим по осени,
в дешевое время, зерно можно скупать, а весной,
в дорогое время, мукой подавать — убытка не будет. Вот тоже огород у вас. Место обширное, сколько одной обощи насадить можно, окромя ягод и всего прочего!
— Опять же лес, — продолжал между тем батюшка, — с тех пор, как имение к вам перешло, он даже
в росте прибавляться перестал. Мужики
в нем жердняк рубят, бабы — веники режут. А ежели бы этот самый лес да
в надежные
руки — он бы процент принес!
Он радушно пожал мне
руку на прощание, но уверению моему веры не дал, и на лице его я прочитал новый «материал»: «утверждает, якобы говел
в городе, но навряд ли — третье».
Все сельские нотабли посетили меня, пили водку, ели ветчину и крутые яйца. И, как мне показалось, с каким-то напряженным любопытством вглядывались
в обстановку моего дома, точно старались запомнить, где что стоит. Колупаев даже провел
рукой по обоям залы и сказал...
Ничего подобного государство тебе не даст, но у него имеется
в руках громадная привилегия: оно властно обеспечить или не обеспечить твоему отечеству спокойное пользование этими благами.
Неусыпно стеречь свою шкатулку и
в то же время не подбирать ключа к шкатулке соседа; держаться обеими
руками за рубль, запутавшийся
в кармане, и
в то же время не роптать, ежели видишь такой же рубль
в кармане присного… что может быть величественнее этого зрелища!
И вот, когда дети перестали поздравлять родителей с добрым утром и целованием родительских ручек выражать волнующие их чувства по поводу съеденного обеда, когда самовар, около которого когда-то ютилась семья, исчез из столовой куда-то
в буфетную, откуда чай, разлитый
рукой наемника, разносился по закоулкам квартиры, когда дни именин и рождений сделались пустой формальностью, служащей лишь поводом для выпивки, — только тогда прозорливые люди догадались, что семейству угрожает действительная опасность.