Неточные совпадения
— И это знаю.
Да не об том мы думать должны. Подвиг мы на себя приняли —
ну, и должны этот подвиг выполнить. Кончай-ка кофей,
да идем гулять! Вспомни, какую нам палестину выходить предстоит!
—
Да обуздай наконец язычище свой!
Ну, суд —
ну, и прекрасно! И будет с тебя! Архитектура вот… разбирай ее на здоровье! Здание прочное — внутри двор… Чего лучше!
—
Ну,
да, я. Но как все это было юно! незрело! Какое мне дело до того, кто муку производит, как производит и пр.! Я ем калачи — и больше ничего! мне кажется, теперь — хоть озолоти меня, я в другой раз этакой глупости не скажу!
— Нет, рюмку водки и кусок черного хлеба с солью — больше ничего! Признаться, я и сам теперь на себя пеняю, что раньше посмотреть на ваше житье-бытье не собрался…
Ну,
да думал: пускай исправляются — над нами не каплет! Чистенько у вас тут, хорошо!
— Опьянение опьянением, а есть и другое кой-что. Зависть. Видит он, что другие тихо
да благородно живут, — вот его и берут завидки! Сам он благородно не может жить —
ну, и смущает всех! А с нас, между прочим, спрашивают! Почему
да как,
да отчего своевременно распоряжения не было сделано? Вот хоть бы с вами — вы думаете, мало я из-за вас хлопот принял?
—
Ну, вот и слава богу! — воскликнул он, порывисто схватывая меня за обе руки, точно боялся, что я сейчас выскользну. — Балычка? сижка копченого? Милости просим! Ах,
да белорыбицы-то, кажется, и забыли подать! Эй, кто там? Белорыбицу-то, белорыбицу-то велите скорее нести!
—
Да,
да… довольно-таки вы поревновали… понимаю я вас!
Ну, так вот что, мой друг! приступимте прямо к делу! Мне же и недосуг: в Эртелевом лед скалывают, так присмотреть нужно… сенатор, голубчик, там живет! нехорошо, как замечание сделает! Ну-с, так изволите видеть… Есть у меня тут приятель один… такой друг! такой друг!
— У меня есть свободного времени…
да, именно три минуты я могу уделить. Конкурс открывается в три часа, теперь без пяти минут три, две минуты нужно на проезд…
да, именно три минуты я имею впереди. Ну-с, так в чем же дело?
— Как сказать… Одевает-обувает…
ну, экипаж, квартира… Хорошо содержит, прилично! Меньше как двадцатью тысячами в год, пожалуй, не обернется. Ах,
да и штучка-то хороша!
— Que voulez-vous, mon cher! [Что вы хотите, дорогой мой!] Эти ханы… нет в мире существ неблагодарнее их! Впрочем, он мне еще пару шакалов прислал,
да черта ли в них! Позабавился несколько дней, поездил на них по Невскому,
да и отдал Росту в зоологический сад. Главное дело, завывают как-то —
ну, и кучера искусали. И представьте себе, кроме бифштексов, ничего не едят, канальи! И непременно, чтоб из кухмистерской Завитаева — извольте-ка отсюда на Пески три раза в день посылать!
— На днях ваше желание будет выполнено. А вот эти фиги мне Эюб-паша презентовал… Теперь, впрочем, не следовало бы об этом говорить — война! —
ну,
да ведь вы меня не выдадите!
Да вы попробуйте-ка! аромат-то какой!
— Репетилов? мне? Помилуйте!
да он меня от купели воспринимал! Но, кроме того, и еще чем-то приходится. Наш род очень древний! Мы — пронские — Прокопа Ляпунова помните? —
ну, так мы все по женской линии от него. Молчалины, Репетиловы, Балалайкины, Фамусовы — все! А Чацкий Александр Андреич — тот на границе с скопинским уездом!
— Отлично — что и говорить!
Да, брат, изумительный был человек этот маститый историк: и науку и свистопляску — все понимал! А историю русскую как знал — даже поверить трудно! Начнет, бывало, рассказывать, как Мстиславы с Ростиславами дрались, —
ну, точно сам очевидцем был! И что в нем особенно дорого было: ни на чью сторону не норовил! Мне, говорит, все одно: Мстислав ли Ростислава, или Ростислав Мстислава побил, потому что для меня что историей заниматься, что бирюльки таскать — все единственно!
Ну, словом сказать, тихо
да смирно — смотришь, ан он и смягчился!
— Было время — ужасти как тосковал!
Ну, а теперь бог хранит. Постепенно я во всякое время выпить могу, но чтобы так: три недели не пить, а неделю чертить — этого нет! Живу я смирно, вникать не желаю; что и вижу, так стараюсь не видеть — оттого и скриплю. Помилуйте! при моих обстоятельствах,
да ежели бы еще вникать — разве я был бы жив! А я себя так обшлифовал, что хоть на куски меня режь, мне и горюшка мало!
— Могу-с. Знал я одного отставного ротмистра, который, от рожденья, самое среднее состояние имел, а между тем каждонедельно банкеты задавал и, между прочим, даже одного румынского полководца у себя за столом принимал. А отчего? — оттого, сударь, что с клубными поварами был знаком! В клубе-то по субботам обед,
ну, остатки, то
да се, ночью все это к ротмистру сволокут, а назавтра у него полководец пищу принимает.
— Друзья,
да что ж мы! — воскликнул он, простирая к нам руки, —
да вы…
ну что ж такое! Что на него, на невежу, смотреть! из вас кто-нибудь… раз-два-три… Господи благослови! Ягодка-то ведь какая… видели?
—
Да, и подлог, — повторил он, — потому что требования все повышаются и повышаются, а сообразно с этим должна повышаться и температура вашей готовности…
Ну хорошо, допустим. Допустим, что вы выполнили свою программу до конца — разве это результат? Разве вам поверят? Разве не скажут: это в нем шкура заговорила, а настоящей искренности в его поступках все-таки нет.
— И я говорю, что глупо,
да ведь разве я это от себя выдумал? Мне наплевать — только и всего.
Ну,
да довольно об этом. Так вы об украшении шкуры не думаете? Бескорыстие, значит, в предмете имеете? Прекрасно. И бескорыстие — полезная штука. Потому что из-под бескорыстия-то, смотрите, какие иногда перспективы выскакивают!.. Так по рукам, что ли?
Ну, слушал я, слушал — и вдруг мне блеснуло: а что, ежели эту самую мысль
да в обширных размерах осуществить?
— И паспорты. Что такое паспорты? Паспорты всегда и у всех в исправности! Вот намеднись. Тоже по базару человек ходит. Есть паспорт? — есть! Смотрим: с иголочки! —
Ну, с богом. А спустя неделю оказывается, что этого самого человека уж три года ищут. А он, между прочим, у нас по базару ходил, и мы его у себя, как и путного, прописали.
Да.
— И это я знаю.
Да разве я заключаю? Я рад бы радостью, только вот… Вздошников! И Корчева тоже.
Ну, что такое? зачем именно Корчева? Промыслов нет, торговли нет, произведений нет… разве что собор! Так и собор в Кимре лучше! Михал Михалыч! что это такое?
— И отдохнуть… отчего бы на пароходе не отдохнуть? Плыли бы себе
да плыли.
Ну, в Калязине бы высадились — там мощи, монастырь. Или в Угличе — там домик Дмитрия-царевича… А Корчева… что такое? какая тому причина?
— Ах нет, я не в том смысле! У нас ведь традиции… мы помним!..
Да, было времечко, было! Собор, старичка…
ну, пожалуй, perpetuum mobile… Только вот задерживаться лишнее время… Ведь паспорты у них в исправности, Михал Михалыч? как вы скажете… а?
—
Ну, что ж, и с богом. Вы не подумайте… Прежде у нас и в заводе не было паспорты спрашивать,
да, признаться, и не у кого было — все свои. Никто из чужих к нам не ездил… А нынче вот — ездят!
Сидит неделю, сидит другую; вреда не делает, а только не понимает. И обыватели тоже не понимают. Тут-то бы им и отдышаться, покуда он без вреда запершись сидел, а они вместо того испугались.
Да нельзя было и не испугаться. До тех пор все вред был, и все от него пользы с часу на час ждали; но только что было польза наклевываться стала, как вдруг все кругом стихло: ни вреда, ни пользы. И чего от этой тишины ждать — неизвестно.
Ну, и оторопели. Бросили работы, попрятались в норы, азбуку позабыли, сидят и ждут.
— Вот именно. В другом бы царстве с тебя миллионов бы пять слупили,
да еще в клетке по ярмаркам показывать возили бы. А у нас начальники хлеб-соль с тобой водят. Право, дай бог всякому!
Ну, а в промежутках что же ты делал?
—
Ну вот. Я знаю, что ты малый понятливый. Так вот ты следующий свой фельетон и начни так:"в прошлый, мол, раз я познакомил вас с"негодяем", а теперь, мол, позвольте познакомить вас с тою средой, в которой он, как рыба в воде, плавает". И чеши! чеши! Заснули, мол? очумели от страха?
Да по головам-то тук-тук! А то что в самом деле! Ее, эту мякоть, честью просят: проснись! — а она только сопит в ответ!
Ну, отпустил и даже пошутил:
да послужит сие вам уроком!
— Жаловаться не жаловались, а объяснение — имели. Выходит, что существуют резоны. Конечно, говорят, эти добровольцы-шалыганы всем по горло надоели, но нельзя не принять во внимание, что они на правильной стезе стоят.
Ну, мы махнули рукой,
да и укатили из Питера!
Иван Иваныч. Заместитель подсудимого! вы не имеете права тормозить правосудие! (К головастикам.) Постойте! в чем же, однако, вы признаете себя виновными, господа? Кажется, никто вас не обвиняет… Живете вы смирно, не уклоняетесь; ни вы никого не трогаете, ни вас никто не трогает… ладком
да мирком — так ли я говорю? (В сторону.) Однако эти пироги… (Расстегивает потихоньку еще несколько пуговиц.) Ну-с, так рассказывайте: что вам по делу известно?
Лягушка. Только шумели они, шумели — слышу, еще кто-то пришел. А это карась. Спасайтесь, кричит, господа! сейчас вас ловить будут! мне исправникова кухарка сказала, что и невода уж готовы!
Ну, только что он это успел выговорить — все пискари так и брызнули! И об Хворове позабыли… бегут! Я было за ними — куда тебе!
Ну,
да ладно, думаю, не далеко уйдете: щука-то — вот она! Потом уж я слышала…
Иван Иваныч (взволнованный).
Да послужит сие нам примером! Уклоняющиеся от правосудия
да знают, а прочие пусть остаются без сомнения! Жаль пискаря, а нельзя не сказать: сам виноват! Кабы не заблуждался, может быть, и теперь был бы целехонек! И нас бы не обременил, и сам бы чем-нибудь полезным занялся.
Ну,
да впрочем, что об том говорить: умер — и дело с концом! Господин прокурор! ваше заключение?
Сидит день, сидит другой. За это время опять у него"рассуждение"прикапливаться стало,
да только вместо того, чтоб крадучись
да с ласкою к нему подойти, а оно все старую песню поет: какой же ты, братец, осел!
Ну, он и осердится. Отыщет в голове дырку (благо узнал, где она спрятана), приподнимет клапанчик, оттуда свистнет — опять он без рассуждения сидит.