Неточные совпадения
И ничего такого, что созидает, укрепляет и утверждает, наполняя трепетною радостью
сердца всех истинно любящих свое отечество квартальных надзирателей!
Я было приложил уж руку к
сердцу, чтоб отвечать, что
всего довольно и ни в чем никакой надобности не ощущается: вот только посквернословить разве… Но, к счастию, Иван Тимофеич сделал знак рукой, что моя речь впереди, а покамест он желает говорить один.
Хотя Иван Тимофеич говорил в прошедшем времени, но
сердце во мне так и упало. Вот оно, то ужасное квартальное всеведение, которое
всю жизнь парализировало
все мои действия! А я-то, ничего не подозревая, жил да поживал, сам в гости не ходил, к себе гостей не принимал — а чему подвергался! Немножко, чуточку — и шабаш! Представление об этой опасности до того взбудоражило меня, что даже сон наяву привиделся: идут, берут… пожалуйте!
— Гм… да… Ответ, конечно, не совсем благоприятен, хотя, с другой стороны,
сердце женщины… Что ж! будем новое письмо сочинять, молодой человек — вот и
все!
Всех,
всех пережило это бедное, старое
сердце… и не разбилось!
Так ли я, братцы, говорю?"Дрогнули
сердца новгородцев, однако поняли вольные вечевые люди, что Гадюк говорит правду, и в один голос воскликнули:"Так!"–"Так вот что я надумал: пошлемте-ка мы к варягам ходоков и велим сказать: господа варяги! чем набегом-то нас разорять, разоряйте вплотную: грабьте имущества, жгите города, насилуйте жен, но только, чтоб делалось у нас
все это на предбудущее время… по закону!
Опять дрогнули
сердца новгородцев, но так как гадюкова правда была
всем видима, то и опять
все единогласно воскликнули:"так!"
— Имея в виду эту цель, — формулировал общую мысль Глумов, — я прежде
всего полагал бы: статью четвертую"Общих начал"изложить в несколько измененном виде, приблизительно так:"Внешняя благопристойность выражается в действиях и телодвижениях обывателя; внутренняя — созидает себе храм в
сердце его, где, наряду с нею, свивает себе гнездо и внутренняя неблагопристойность, то есть злая и порочная человеческая воля.
— Да почесть что одним засвидетельствованием рук и пробавляемся. Прежде, бывало, выйдешь на улицу — куда ни обернешься, везде источники видишь, а нынче у нас в ведении только сколка льду на улицах да бунты остались, прочее же
все по разным ведомствам разбрелось. А я, между прочим, твердо в своем
сердце положил: какова пора ни мера, а во всяком случае десять тысяч накопить и на родину вернуться. Теперь судите сами: скоро ли по копейкам экую уйму денег сколотишь?
В ожидании Ивана Тимофеича мы уселись за чай и принялись благопотребно сквернословить. Что лучше: снисходительность ли, но без послабления, или же строгость, сопряженная с невзиранием? — вот вопрос, который в то время волновал
все умы и который, естественно, послужил темою и для нас. Прудентов был на стороне снисходительности и доказывал, что только та внутренняя политика преуспевает, которая умеет привлекать к себе
сердца.
Любовь сладка,
всему научит(.)
Коль кровь кипит (,) а
сердце пучит (,)
Напрасно будем мы стеречься (,)
Но прелестьми должны увлечься...
Нет ничего капризнее недомыслия, когда оно взбудоражено и вдобавок чувствует, что в его распоряжении находится людское малодушие и людское искательство. Оно не уступит ни пяди, не задумается ни перед силой убеждений, ни перед логикой, а будет
все напирать да напирать. Оно у
всех предполагает ответ готовым (начертанным в
сердцах) и потому требует его немедленно, сейчас: да или нет?……………….
Таким образом
все кончилось благополучно, и мы могли с облегченным
сердцем отправиться обедать к Фаинушке. Два блестящих дела получили начало в этот достопамятный день: во-первых, основан заравшанско-ферганский университет и, во-вторых, русскому крестьянству оказано существенное воспособление.
Все это прекрасно выразил Глумов, который, указывая на Очищенного, сказал...
Он имел доброе
сердце и просвещенный ум, но был беден и дорожил жалованьем. Впоследствии мы узнали, что и у исправника, и у его помощника тоже были добрые
сердца и просвещенные умы, но и они дорожили жалованьем. И
все корчевские чиновники вообще. Добрые
сердца говорили им: оставь! а жалованье подсказывало: как бы чего из этого не вышло!
— Это не настоящее пальто… это спектр его! — шепнул мне Глумов, — внутри оно у нас… в
сердцах наших…
Все равно, как жаждущему вода видится, так и нам…
Все видели?
Видеть шалопайство вторгающимся во
все жизненные отношения, нюхающим, чем; пахнет в человеческой душе, читающим по складам в человеческом
сердце, и чувствовать, что наболевшее слово негодования не только не жжет ничьих
сердец, а, напротив, бессильно замирает на языке, — разве может существовать более тяжелое, более удручающее зрелище?
Последний запах издавал жареный гусь, которому, по преклонности лет и недугам, оставалось жить
всего двадцать четыре часа и которого Ошмянский, скрепя
сердце, приказал зарезать.
И чувствовал, что у меня замирает
сердце, что
все мое существо переполнено смутной тревогой и что глаза мои почти инстинктивно избегают встречи с посторонним взором…
И поделом: в разборе строгом, // На тайный суд себя призвав, // Он обвинял себя во многом: // Во-первых, он уж был неправ, // Что над любовью робкой, нежной // Так подшутил вечор небрежно. // А во-вторых: пускай поэт // Дурачится; в осьмнадцать лет // Оно простительно. Евгений, //
Всем сердцем юношу любя, // Был должен оказать себя // Не мячиком предрассуждений, // Не пылким мальчиком, бойцом, // Но мужем с честью и с умом.
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек
все несет наружу: что на
сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли, что, даже когда ложишься спать,
все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я буду спокоен в
сердце.
— Пришел я из Песочного… // Молюсь за Дему бедного, // За
все страдное русское // Крестьянство я молюсь! // Еще молюсь (не образу // Теперь Савелий кланялся), // Чтоб
сердце гневной матери // Смягчил Господь… Прости! —
Вдруг песня хором грянула // Удалая, согласная: // Десятка три молодчиков, // Хмельненьки, а не валятся, // Идут рядком, поют, // Поют про Волгу-матушку, // Про удаль молодецкую, // Про девичью красу. // Притихла
вся дороженька, // Одна та песня складная // Широко, вольно катится, // Как рожь под ветром стелется, // По
сердцу по крестьянскому // Идет огнем-тоской!..
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо
всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в
сердце мальчика // С любовью к бедной матери // Любовь ко
всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст
всю жизнь свою // И за кого умрет.