Неточные совпадения
Иногда их распложалось множество, и они становились в ряды захудалых; но
по временам словно мор настигал Затрапезных, и в
руках одной какой-нибудь пощаженной отрасли сосредоточивались имения и маетности остальных.
Выше я упоминал о формах, в которых обрушивался барский гнев на прогневлявшую господ прислугу, но все сказанное
по этому поводу касается исключительно мужского персонала, который подвертывался под
руку сравнительно довольно редко.
Покуда в девичьей происходят эти сцены, Василий Порфирыч Затрапезный заперся в кабинете и возится с просвирами. Он совершает проскомидию, как настоящий иерей: шепчет положенные молитвы, воздевает
руки, кладет земные поклоны. Но это не мешает ему от времени до времени посматривать в окна, не прошел ли кто
по двору и чего-нибудь не пронес ли. В особенности зорко следит его глаз за воротами, которые ведут в плодовитый сад. Теперь время ягодное, как раз кто-нибудь проползет.
Недели с три каждый день я, не разгибая спины, мучился часа
по два сряду, покуда наконец не достиг кой-каких результатов. Перо вертелось уже не так сильно;
рука почти не ерзала
по столу; клякс становилось меньше; ряд палок уже не представлял собой расшатавшейся изгороди, а шел довольно ровно. Словом сказать, я уже начал мечтать о копировании палок с закругленными концами.
Наконец карета у крыльца. Тетеньки вылезают из нее и кланяются отцу, касаясь
рукой до земли, а отец в это время крестит их; потом они ловят его
руку, а он ловит их
руки, так что никакого целования из этого взаимного ловления не выходит, а происходит клеванье носами, которое кажется нам, детям, очень смешным. Потом тетеньки целуют всех нас и торопливо суют нам в
руки по прянику.
Отец, с полштофом в одной
руке и рюмкой в другой, принимает поздравления и
по очереди подносит
по рюмке водки поздравляющим.
Вообще сестрицы сделались чем-то вроде живых мумий; забытые, брошенные в тесную конуру, лишенные притока свежего воздуха, они даже перестали сознавать свою беспомощность и в безмолвном отупении жили, как в гробу, в своем обязательном убежище. Но и за это жалкое убежище они цеплялись всею силою своих костенеющих
рук. В нем,
по крайней мере, было тепло… Что, ежели рассердится сестрица Анна Павловна и скажет: мне и без вас есть кого поить-кормить! куда они тогда денутся?
Улита стояла ни жива ни мертва. Она чуяла, что ее ждет что-то зловещее. За две недели, прошедшие со времени смерти старого барина, она из дебелой и цветущей барской барыни превратилась в обрюзглую бабу. Лицо осунулось, щеки впали, глаза потухли,
руки и ноги тряслись. По-видимому, она не поняла приказания насчет самовара и не двигалась…
— Что стала? Самовар! Живо! я тебя научу поворачиваться! — зарычал Савельцев, изрыгая целый поток непечатных ругательств, и затем вырвал из
рук денщика нагайку и хлестнул ею
по груди Улиты.
В старину Заболотье находилось в полном составе в одних
руках у князя Г., но
по смерти его оно распалось между троими сыновьями. Старшие два взяли
по равной части, а младшему уделили половинную часть и вдобавок дали другое имение в дальней губернии.
Я как сейчас его перед собой вижу. Высокий, прямой, с опрокинутой назад головой, в старой поярковой шляпе грешневиком, с клюкою в
руках, выступает он, бывало, твердой и сановитой походкой из ворот, выходивших на площадь,
по направлению к конторе, и вся его фигура сияет честностью и сразу внушает доверие. Встретившись со мной, он возьмет меня за
руку и спросит ласково...
Но
по мере того, как время приближалось к всенощной, аллея наполнялась нищими и калеками, которые усаживались
по обеим сторонам с тарелками и чашками в
руках и тоскливо голосили.
Дедушке скучно. Он берет в
руку хлопушку, но на дворе уже сумерки, и вести с мухами войну неудобно. Он праздно сидит у окна и наблюдает, как сумерки постепенно сгущаются. Проходит
по двору кучер.
Слово «миллион» повергает матушку в еще большую задумчивость. Она долгое время молча смотрит в окно и барабанит
рукой по столу, но в голове у нее, очевидно, царит одно слово: «Миллион!»
По-видимому, и дедушка подозревал его неверность, но махнул на нее
рукою.
В два часа и матушка и сестрица сидят в гостиной; последняя протянула ноги на стул: в
руках у нее французская книжка, на коленях — ломоть черного хлеба. Изредка она взглядывает на матушку и старается угадать
по ее лицу, не сделала ли она «распоряжения». Но на этот раз матушка промахнулась или, лучше сказать, просто не догадалась.
По всему дому раздавался оттуда крик и гам, и неслись звуки, свидетельствовавшие о расходившейся барской
руке.
И работой не отягощали, потому что труд Павла был незаурядный и ускользал от контроля, а что касается до Мавруши, то матушка,
по крайней мере, на первых порах махнула на нее
рукой, словно поняла, что существует на свете горе, растравлять которое совесть зазрит.
Маленькая не
по росту голова, малокровное и узкое лицо, формой своей напоминавшее лезвие ножа, длинные изжелта-белые волосы, светло-голубые, без всякого блеска (словно пустые) глаза, тонкие, едва окрашенные губы, длинные, как у орангутанга, мотающиеся
руки и, наконец, колеблющаяся, неверная походка (точно он не ходил, а шлялся) — все свидетельствовало о каком-то ненормальном состоянии, которое близко граничило с невменяемостью.
Одна из девушек побежала исполнить приказание, а матушка осталась у окна, любопытствуя, что будет дальше. Через несколько секунд посланная уж поравнялась с балагуром, на бегу выхватила из его
рук гармонику и бросилась в сторону. Иван ударился вдогонку, но,
по несчастью, ноги у него заплелись, и он с размаху растянулся всем туловищем на землю.
Но наутро, едва выглянула матушка в окно, как убедилась, что Ванька-Каин преспокойно шляется
по красному двору, размахивая
руками.
Как женщина
по природе ретивая, она и в прислуге главнее всего ценила ретивость и любила только тех, у кого дело, как говорится, в
руках горит.
Поэтому, глядя, как Конон, болтая
руками и вращая недоумевающими глазами, бродит со щеткой
по комнатам, не столько выметая их, сколько поднимая пыль столбом, она выражалась...
Но что всего больше досадовало матушку — это показывавшаяся
по временам на лице Конона улыбка. Не настоящая улыбка, а какое-то подобие, точно на портретах, писанных неискусной
рукой крепостного живописца.
По воскресеньям он аккуратно ходил к обедне. С первым ударом благовеста выйдет из дома и взбирается в одиночку
по пригорку, но идет не
по дороге, а сбоку
по траве, чтобы не запылить сапог. Придет в церковь, станет сначала перед царскими дверьми, поклонится на все четыре стороны и затем приютится на левом клиросе. Там положит
руку на перила, чтобы все видели рукав его сюртука, и в этом положении неподвижно стоит до конца службы.
— Так вот что. Через три месяца мы в Москву на всю зиму поедем, я и тебя с собой взять собралась. Если ты женишься, придется тебя здесь оставить, а самой в Москве без тебя как без
рук маяться. Посуди, по-божески ли так будет?
Бледная улыбка скользнула на мгновение на губах Конона: слова матушки «без тебя как без
рук», по-видимому, польстили ему. Но через секунду лицо его опять затянулось словно паутиной, и с языка слетел обычный загадочный ответ...
Матушка затосковала. Ей тоже шло под шестьдесят, и она чувствовала, что бразды правления готовы выскользнуть из ее слабеющих
рук.
По временам она догадывалась, что ее обманывают, и сознавала себя бессильною против ухищрений неверных рабов. Но, разумеется, всего более ее смутила молва, что крепостное право уже взяло все, что могло взять, и близится к неминуемому расчету…
Садовник является одетый по-праздничному, в сюртук темно-синего мохнатого сукна; в
руках у него блюдо, на котором лежит пирог из пшеничной муки.
— И то сказать… Анна Павловна с тем и встретила, — без тебя, говорит, как без
рук, и плюнуть не на что! Людям, говорит, дыхнуть некогда, а он
по гостям шляется! А мне, признаться, одолжиться хотелось. Думал, не даст ли богатая барыня хоть четвертачок на бедность. Куда тебе! рассердилась, ногами затопала! — Сиди, говорит, один, коли пришел! — заниматься с тобой некому. А четвертаков про тебя у меня не припасено.
Струнников начинает расхаживать взад и вперед
по анфиладе комнат. Он заложил
руки назад; халат распахнулся и раскрыл нижнее белье. Ходит он и ни о чем не думает. Пропоет «Спаси, Господи, люди Твоя», потом «Слава Отцу», потом вспомнит, как протодьякон в Успенском соборе, в Москве, многолетие возглашает, оттопырит губы и старается подражать.
По временам заглянет в зеркало, увидит: вылитый мопс! Проходя
по зале, посмотрит на часы и обругает стрелку.
С удивительной ловкостью играл он салфеткой, перебрасывая ее с
руки на
руку; черный, с чужого плеча и потертый
по швам фрак, с нумером в петлице, вместо ордена, как нельзя больше шел ему к лицу.
Она еще была очень свежа; лицо ее по-прежнему было красиво, только волосы совсем поседели. В
руках она держала большую корзину и, завидев меня, повернула было в сторону, но я не выдержал и остановил ее.
С досады он берет в
руку лукошко и отправляется в лес
по грибы.
— Людмила Андреевна! — сказал он, торжественно протягивая ей
руку, — я предлагаю вам свою
руку, возьмите ее? Это
рука честного человека, который бодро поведет вас
по пути жизни в те высокие сферы, в которых безраздельно царят истина, добро и красота. Будемте муж и жена перед Богом и людьми!
Подавая ей
руку, я обещал, что эта
рука поведет ее
по пути жизни, и, как честный человек, должен сдержать свое слово.
Он облекался для этого в польский костюм, лихо стучал
по полу каблуками и
по окончании фигуры становился на колени, подавая
руку своей даме, которая кружилась около него, выделывая па.
Дама, с своей стороны, бросала ему платок, который он ловил на лету, и, быстро вставши с колен, делал новый круг
по зале, размахивая левой
рукой, в которой держал свой трофей.