Неточные совпадения
Зимой
по ним пролагали
дороги, а летом объезжали, что удлиняло расстояния почти вдвое.
Впрочем, отпускали исключительно девочек, так как увольнение мальчика (будущего тяглеца) считалось убыточным; девка же, и
по достижении совершенных лет, продавалась на вывод не
дороже пятидесяти рублей ассигнациями.
Экипаж своротил с большой
дороги и покатился мягким проселком
по направлению к небольшому господскому дому, стоявшему в глубине двора, обнесенного тыном и обсаженного березками.
Не дослушав дальнейших угроз, я опрометью побежал в дом.
Дорогой мне казалось, что передо мной встало привидение и преследовало меня
по пятам.
Правда, что
дорога тут шла твердым грунтом (за исключением двух-трех небольших болотцев с проложенными
по ним изуродованными гатями), но в старину помещики берегли лошадей и ездили медленно, не больше семи верст в час, так что на переезд предстояло не менее полутора часа.
Но так как,
по тогдашнему времени, тут встречались неодолимые препятствия (Фомушка был записан в мещане), то приходилось обеспечить
дорогого сердцу человека заемными письмами.
Заболотье славилось своими торгами, и каждую неделю
по вторникам в нем собирался базар. Зимой базары бывали очень людные, но летом очень часто случалось, что съезжались лишь несколько телег. В старину торговые пункты устанавливались как-то своеобразно, и я теперь даже не могу объяснить, почему, например, Заболотье, стоявшее в стороне от большой
дороги и притом в лощине, сделалось значительным торговым местечком.
— И ведь в какое время, непутевый, пришел! — сказала она уже мягче, — две недели сряду дождик льет, все
дороги затопил, за сеном в поле проехать нельзя, а он шлепает да шлепает
по грязи. И хоть бы написал, предупредил… Ну, ин скидавай полушубок-то, сиди здесь, покуда я муженьку не отрапортую.
Наступила ростепель. Весна была ранняя, а Святая — поздняя, в половине апреля. Солнце грело по-весеннему; на
дорогах появились лужи; вершины пригорков стали обнажаться; наконец прилетели скворцы и населили на конном дворе все скворешницы. И в доме сделалось светлее и веселее, словно и в законопаченные кругом комнаты заглянула весна. Так бы, кажется, и улетел далеко-далеко на волю!
Мы выехали из Малиновца около часа пополудни. До Москвы считалось сто тридцать пять верст (зимний путь сокращался верст на пятнадцать), и так как путешествие,
по обыкновению, совершалось «на своих», то предстояло провести в
дороге не меньше двух дней с половиной. До первой станции (Гришково), тридцать верст, надо было доехать засветло.
От времени до времени Конон-лакей соскакивал с козел, шел пешком за коляской, собирал белые грибы, которые
по обеим сторонам
дороги росли во множестве.
Рядом с нею, сквозь деревья, виднелась низина,
по которой была проложена столбовая
дорога.
По местам встречались надгробные памятники, а на половине
дороги аллея прервалась, и мы увидели большой Успенский собор.
Но вот уж и совсем близко; бульвар
по сторонам
дороги пресекся, вдали мелькнул шлагбаум, и перед глазами нашими развернулась громадная масса церквей и домов…
—
Дороги.
По сорока копеек десяток.
В первой привлекал богомольцев шикарный протопоп, который, ходя во время всенощной с кадилом
по церковной трапезе, расчищал себе
дорогу, восклицая: place, mesdames! [
дорогу, сударыни! (фр.)]
От Троицы
дорога идет ровнее, а с последней станции даже очень порядочная. Снег уж настолько осел, что местами можно
по насту проехать. Лошадей перепрягают «гусем», и они бегут веселее, словно понимают, что надолго избавились от московской суеты и многочасных дежурств у подъездов
по ночам. Переезжая кратчайшим путем через озеро, путники замечают, что оно уж начинает синеть.
— Скатертью
дорога! — сказала матушка, —
по крайности, на глазах не будет, да и с господского хлеба долой!
С наступлением октября начинаются первые серьезные морозы. Земля закоченела, трава
по утрам покрывается инеем, вода в канавках затягивается тонким слоем льда; грязь на
дорогах до того сковало, что езда в телегах и экипажах сделалась невозможною. Но зато черностоп образовался отличный: гуляй мужичок да погуливай. Кабы на промерзлую землю да снежку Бог послал — лучше бы не надо.
Будут деньги, будут. В конце октября санный путь уж установился, и Арсений Потапыч то и дело посматривает на
дорогу, ведущую к городу. Наконец приезжают один за другим прасолы, но цены пока дают невеселые. За четверть ржи двенадцать рублей, за четверть овса — восемь рублей ассигнациями. На первый раз, впрочем, образцовый хозяин решается продешевить, лишь бы дыры заткнуть. Продал четвертей
по пятидесяти ржи и овса, да маслица, да яиц — вот он и с деньгами.
На другой день около обеда Валентин Осипович перевез жену в другие номера. Новые номера находились в центре города, на Тверской, и были достаточно чисты; зато за две крохотных комнатки приходилось платить втрое
дороже, чем у Сухаревой. Обед,
по условию с хозяйкой, был готов.
Но вот укутали и отца. На дворе уж спустились сумерки, но у нас и люди и лошади привычные, и впотьмах
дорогу сыщут. Свежий, крепительный воздух с непривычки волнует нам кровь. Но ощущенье это скоро уляжется, потому что через минуту нас затискают в крытый возок и так, в закупоренном виде, и доставят
по назначению.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств
дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.
На
дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уже было посадить в тюрьму; как вдруг,
по моей петербургской физиономии и
по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора.
Вон он теперь
по всей
дороге заливает колокольчиком!
Коли вы больше спросите, // И раз и два — исполнится //
По вашему желанию, // А в третий быть беде!» // И улетела пеночка // С своим родимым птенчиком, // А мужики гуськом // К
дороге потянулися // Искать столба тридцатого.
С ребятами, с дево́чками // Сдружился, бродит
по лесу… // Недаром он бродил! // «Коли платить не можете, // Работайте!» — А в чем твоя // Работа? — «Окопать // Канавками желательно // Болото…» Окопали мы… // «Теперь рубите лес…» // — Ну, хорошо! — Рубили мы, // А немчура показывал, // Где надобно рубить. // Глядим: выходит просека! // Как просеку прочистили, // К болоту поперечины // Велел
по ней возить. // Ну, словом: спохватились мы, // Как уж
дорогу сделали, // Что немец нас поймал!