Неточные совпадения
Школы в селе не было, но большинство
крестьян было грамотное или, лучше
сказать, полуграмотное, так как между
крестьянами преобладал трактирный промысел. Умели написать на клочке загаженной бумаги: «силетка адна, чаю порц: адна ище порц.: румка вотки две румки три румки вичина» и т. д. Далее этого местное просвещение не шло.
Во всяком случае, как только осмотрелась матушка в Заболотье, так тотчас же начала дело о размежевании, которое и вел однажды уже упомянутый Петр Дормидонтыч Могильцев. Но увы! —
скажу здесь в скобках — ни она, ни наследники ее не увидели окончания этого дела, и только крестьянская реформа положила конец земельной сумятице, соединив
крестьян в одну волость с общим управлением и дав им возможность устроиться между собою по собственному разумению.
Довольно часто по вечерам матушку приглашали богатые
крестьяне чайку испить, заедочков покушать. В этих случаях я был ее неизменным спутником. Матушка, так
сказать, по природе льнула к капиталу и потому была очень ласкова с заболотскими богатеями. Некоторым она даже давала деньги для оборотов, конечно, за высокие проценты. С течением времени, когда она окончательно оперилась, это составило тоже значительную статью дохода.
Даже малиновецкий староста, Федот Гаврилов, был назначен, так
сказать, с молчаливого одобрения
крестьян, которое она сумела угадать.
Впрочем, я лично знал только быт оброчных
крестьян, да и то довольно поверхностно. Матушка охотно отпускала нас в гости к заболотским богатеям, и потому мы и насмотрелись на их житье. Зато в Малиновце нас не только в гости к
крестьянам не отпускали, но в праздники и на поселок ходить запрещали. Считалось неприличным, чтобы дворянские дети приобщались к грубому мужицкому веселью. Я должен, однако ж,
сказать, что в этих запрещениях главную роль играли гувернантки.
Поэтому на всех уголковских
крестьянах (имение тетенек называлось «Уголком») лежал особый отпечаток: они хотя и чувствовали на себе иго рабства, но несли его без ропота и были, так
сказать, рабами по убеждению.
Надобно
сказать, что в имении Пустотелова заведен такой порядок, что
крестьянам разрешается топить печи только по воскресеньям.
Один раз поздно воротившиеся с работы
крестьяне сказали мне, что проехали очень близко мимо станицы спящих журавлей; ночь была месячная, я бросился с ружьем в крестьянскую телегу и велел везти себя по той самой дорожке, по которой ехали крестьяне.
Мать выглянула из окна и сказала: «Здравствуйте, мои друзья!» Все поклонились ей, и тот же
крестьянин сказал: «Здравствуй, матушка Софья Николавна, милости просим.
Неточные совпадения
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, // Не станет печь топить… //
Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
Крестьяне мало думали, // Дав отдохнуть священнику, // Они с поклоном молвили: // «Что
скажешь нам еще?»
— //
Сказал соседней волости //
Крестьянин, с сеном ехавший // (Нужда пристигла крайняя, // Скосил — и на базар!).
«Не только над помещиком, // Привычка над
крестьянином // Сильна, —
сказал Пахом.
— А вам бы, други милые, // Спросить Ермилу Гирина, — //
Сказал, подсевши к странникам, // Деревни Дымоглотова //
Крестьянин Федосей. — // Коли Ермил не выручит, // Счастливцем не объявится, // Так и шататься нечего…