Неточные совпадения
— Что отец! только слава, что отец! Вот мне, небось, Малиновца не подумал оставить, а ведь и я чем не Затрапезный? Вот увидите: отвалит онамне вологодскую деревнюшку в сто
душ и скажет:
пей,
ешь и веселись! И манже, и буар, и сортир — все тут!
Правда, что природа, лелеявшая детство Багрова,
была богаче и светом, и теплом, и разнообразием содержания, нежели бедная природа нашего серого захолустья, но ведь для того, чтобы и богатая природа осияла
душу ребенка своим светом, необходимо, чтоб с самых ранних лет создалось то стихийное общение, которое, захватив человека в колыбели, наполняет все его существо и проходит потом через всю его жизнь.
Иной, пожалуй, и скажет: я, маменька, плакать
буду… а кто его знает, что у него на
душе!..
Нет,
будет с нее! надо и об
душе подумать.
— Что бы мы без нее
были! — продолжает восторгаться балбес, — так, какие-то Затрапезные! «Сколько у вас
душ, господин Затрапезный?» — «Триста шестьдесят-с…» Ах, ты!
В согласность ее требованиям, они ломают природу ребенка, погружают его
душу в мрак, и ежели не всегда с полною откровенностью ратуют в пользу полного водворения невежества, то потому только, что у них
есть подходящее средство обойти эту слишком крайнюю меру общественного спасения и заменить ее другою, не столь резко возмущающею человеческую совесть, но столь же действительною.
Именьице
было крохотное, всего сорок
душ, но сестрицы и эту ограниченную хозяйственную силу не стеснялись сокращать почти наполовину.
К счастью, у Ольги Порфирьевны
были две дальние деревушки, около тридцати
душ, которые платили небольшой оброк.
Это
было большое торговое село Заболотье, заключавшее в себе с деревнями более трех тысяч
душ.
Через три дня Ольгу Порфирьевну схоронили на бедном погосте, к которому Уголок
был приходом. Похороны, впрочем, произошли честь честью. Матушка выписала из города средненький, но очень приличный гробик, средненький, но тоже очень приличный покров и пригласила из Заболотья старшего священника, который и служил заупокойную литургию соборне. Мало того: она заказала два сорокоуста и внесла в приходскую церковь сто рублей вклада на вечныевремена для поминовения
души усопшей рабы Божией Ольги.
Словом сказать, устроили дело так, чтоб и
душа покойной, глядючи с небеси, радовалась, да и перед людьми
было не стыдно…
Имение
было небольшое, всего восемьдесят
душ, и управлял им старик Абрам Семеныч Савельцев, единственный сын которого служил в полку.
Зато земля
была отлично обработана, и от осьмидесяти
душ старик жил без нужды и даже, по слухам, успел скопить хороший капиталец.
Заболотье
было очень обширное село, считавшее не менее полутора тысяч
душ, а с деревнями, к нему приписанными, числилось с лишком три тысячи
душ мужского пола.
Итак, матушка чувствовала как бы инстинктивную потребность сдерживать себя в новокупленном гнезде более, нежели в Малиновце. Но заболотское дело настолько
было ей по
душе, что она смотрела тут и веселее и бодрее.
Действительно, у него
было собственных пятьдесят
душ крестьян, купленных на имя прежнего владельца.
Но не по условию, а столько, сколько бог на
душу положит, чтоб не обидно
было.
— Отчего не к рукам! От Малиновца и пятидесяти верст не
будет. А имение-то какое! Триста
душ, земли довольно, лесу одного больше пятисот десятин; опять река, пойма, мельница водяная… Дом господский, всякое заведение, сады, ранжереи…
Зато сестру одевали как куколку и приготовляли богатое приданое. Старались делать последнее так, чтоб все знали, что в таком-то доме
есть богатая невеста. Кроме того, матушка во всеуслышанье объявляла, что за дочерью триста незаложенных
душ и надежды в будущем.
Триста
душ — этого только-только достаточно
было, чтоб не прослыть бесприданницей даже в том среднем кругу, в котором мы вращались; ему же, при его расточительных инстинктах, достало бы этого куша только на один глоток.
Матушкино имение (благоприобретенное)
было гораздо значительнее и заключало в себе около трех тысяч
душ, которые все без исключения ходили по оброку.
Даже если ее истязать
будут, она и истязанья примет, ради изведения
души своей из тьмы, в которую погрузила ее «клятва».
Но ежели и этого
будет недостаточно, чтобы спасти
душу, то она и другой выход найдет. Покуда она еще не загадывала вперед, но решимости у нее хватит…
Конон знал твердо, что он природный малиновецкий дворовый. Кроме того, он помнил, что первоначально его обучали портному мастерству, но так как портной из него вышел плохой, то сделали лакеем и приставили к буфету. А завтра, или вообще когда вздумается, его приставят стадо пасти — он и пастухом
будет. В этом заключалось все его миросозерцание, то сокровенное миросозерцание, которое не формулируется, а само собой залегает в тайниках человеческой
души, не освещаемой лучом сознания.
Но это
были только праздные слова. На дворе стоял сентябрь в конце, и сострадательные
души, не спрашиваясь барыни, натаскали в Сатирову каморку щепы и истопили печку.
Кто его
душу знает, может
быть, и Сатир…
— А приходила да опять ушла — тем еще лучше; значит, время тебе не пришло… Небось, к весне выправишься. Пойдут светлые дни, солнышко играть
будет — и в тебе
душа заиграет. Нехорошо тебе здесь в каморке: темно, сыро; хоть бы господа когда заглянули…
Затем можно
было указать на три-четыре средних состояния от пятисот до тысячи
душ (в разных губерниях), а за ними следовала мелкота от полутораста
душ и ниже, спускаясь до десятков и единиц.
Помещики говорили: «У нас только и попить, и
поесть, что у предводителя», — и без всякой совести злоупотребляли гостеприимством своего излюбленного человека, который проматывал сотни
душ и вылезал из кожи, чтоб заслужить от господ дворян похвалу.
Однако кутерьма кой-как улеглась, когда сделалось известным, что хотя опасность грозила немалая, начальственная бдительность
задушила гидру в самом зародыше. Струнников уже снова впал
было в забытье, как вдруг зашумел турка, а вслед за тем открылась англо-французская кампания. Прогремел Синоп; за ним Альма, Севастополь…
Еще когда он посещал университет, умерла у него старуха бабушка, оставив любимцу внуку в наших местах небольшое, но устроенное имение,
душ около двухсот. Там он, окончивши курс, и приютился, отказавшись в пользу сестер от своей части в имении отца и матери. Приехавши, сделал соседям визиты, заявляя, что ни в казне, ни по выборам служить не намерен, соперником ни для кого не явится, а
будет жить в своем Веригине вольным казаком.
Тем не менее, как ни оторван
был от жизни идеализм сороковых годов, но лично своим адептам он доставлял поистине сладкие минуты. Мысли горели, сердца учащенно бились, все существо до краев переполнялось блаженством. Спасибо и за это. Бывают сермяжные эпохи, когда
душа жаждет, чтобы хоть шепотом кто-нибудь произнес: sursum corda! [Горе имеем сердца! (лат.)] — и не дождется…
Она
была вдова и притом бедная (всего пятьдесят
душ, да и те разоренные), так что положение ее, при большом семействе, состоявшем из одних дочерей,
было очень незавидное.
— Извольте-ка, — говорили они, — от пятидесяти
душ экую охапку детей содержать! Накормить,
напоить, одеть, обуть да и в люди вывезти! Поневоле станешь в реке живые картины представлять!
— Скажите, в состоянии ли вы
были бы полюбить такого человека? раскрыли ли бы перед ним свою
душу? сердце?
— Скажите! — настаивал он, — если б этот человек
был я; если б я поклялся отдать вам всего себя; если б я ради вас
был готов погубить свою жизнь, свою
душу…
По обыкновению, Бурмакин забыл об исходной точке и ударился в сторону. При таких условиях Милочка могла говорить что угодно, оставаясь неприкосновенною в своей невменяемости. Все ей заранее прощалось ради «святой простоты», которой она
была олицетворением, и ежели порою молодому человеку приводилось испытывать некоторую неловкость, выслушивая ее наивные признания, то неловкость эта почти моментально утопала в превыспренностях, которыми полна
была его
душа.
Слепушкина
была одна из самых бедных дворянок нашего захолустья. За ней числилось всего пятнадцать ревизских
душ, всё дворовые, и не больше ста десятин земли. Жила она в маленьком домике, комнат в шесть, довольно ветхом; перед домом
был разбит крошечный палисадник, сзади разведен довольно большой огород, по бокам стояли службы, тоже ветхие, в которых помещалось большинство дворовых.
Марья Маревна Золотухина
была еще беднее Слепушкиной. Имение ее заключалось всего из четырех ревизских
душ (дворовых), при сорока десятинах земли, да еще предводитель Струнников подарил ей кучеренка Прошку, но документа на него не дал, так что Золотухина находилась в постоянном недоумении — чей Прошка, ее или струнниковский.