Неточные совпадения
Эти
два предрассудка допускались, потому что от них никакое
дело не страдало.
Девичий гомон мгновенно стихает; головы наклоняются к работе; иглы проворно мелькают, коклюшки стучат. В дверях показывается заспанная фигура барыни, нечесаной, немытой, в засаленной блузе. Она зевает и крестит рот; иногда так постоит и уйдет, но в иной
день заглянет и в работы. В последнем случае редко проходит, чтобы не раздалось, для начала
дня, двух-трех пощечин. В особенности достается подросткам, которые еще учатся и очень часто портят работу.
— Третьего
дня они
две котлетки и скушали.
Недели с три каждый
день я, не разгибая спины, мучился часа по
два сряду, покуда наконец не достиг кой-каких результатов. Перо вертелось уже не так сильно; рука почти не ерзала по столу; клякс становилось меньше; ряд палок уже не представлял собой расшатавшейся изгороди, а шел довольно ровно. Словом сказать, я уже начал мечтать о копировании палок с закругленными концами.
Рябовский священник приехал. Довольно долго он совещался с матушкой, и результатом этого совещания было следующее: три раза в неделю он будет наезжать к нам (Рябово отстояло от нас в шести верстах) и посвящать мне по
два часа. Плата за ученье была условлена в таком размере: деньгами восемь рублей в месяц, да
два пуда муки, да в
дни уроков обедать за господским столом.
В конце урока он задавал две-три странички из Ветхого завета, два-три параграфа из краткой русской грамматики и, по приезде через
день, «спрашивал» заданное.
Она самолично простаивала целые
дни при молотьбе и веянии и заставляла при себе мерять вывеянное зерно и при себе же мерою ссыпать в амбары. Кроме того, завела книгу, в которую записывала приход и расход, и раза
два в год проверяла наличность. Она уже не говорила, что у нее сусеки наполнены верхом, а прямо заявляла, что умолот дал столько-то четвертей, из которых, по ее соображениям, столько-то должно поступить в продажу.
Дворня до того была поражена, что в течение двух-трех
дней чувствовалось между дворовыми нечто вроде волнения.
Сверх ожидания, отец принял это решение без особенных возражений. Его соблазняло, что при заболотской церкви состоят три попа и
два дьякона, что там каждый
день служат обедню, а в праздничные
дни даже
две, раннюю и позднюю, из которых последнюю — соборне.
Через три
дня Ольгу Порфирьевну схоронили на бедном погосте, к которому Уголок был приходом. Похороны, впрочем, произошли честь честью. Матушка выписала из города средненький, но очень приличный гробик, средненький, но тоже очень приличный покров и пригласила из Заболотья старшего священника, который и служил заупокойную литургию соборне. Мало того: она заказала
два сорокоуста и внесла в приходскую церковь сто рублей вклада на вечныевремена для поминовения души усопшей рабы Божией Ольги.
Сложилось
два мнения: одно утверждало, что поступок Савельцева представляет собою один из видов превышения помещичьей власти; другое — что
дело это заключает в себе преступление, подведомое общим уголовным судам. Первое мнение одержало верх.
Чай был вкусный, сдобные булки — удивительно вкусные, сливки — еще того вкуснее. Я убирал за обе щеки, а тетенька, смотря на меня, тихо радовалась. Затем пришла очередь и для клубники; тетенька
разделила набранное на
две части: мне и Сашеньке, а себе взяла только одну ягодку.
На кровати, не внушавшей ни малейших опасений в смысле насекомых, было постлано
два пышно взбитых пуховика, накрытых чистым бельем.
Раздеть меня пришла молоденькая девушка. В течение вечера я уже успел победить в себе напускную важность и не без удовольствия отдал себя в распоряжение Насти.
— Это еще что! погодите, что в Раисин
день будет! Стол-то тогда в большой зале накроют, да и там не все господа разместятся, в гостиную многие перейдут.
Двух поваров из города позовем, да кухарка наша будет помогать. Барыня-то и не садятся за стол, а все ходят, гостей угощают. Так разве чего-нибудь промеж разговоров покушают.
Целый
день прошел в удовольствиях. Сперва чай пили, потом кофе, потом завтракали, обедали, после обеда десерт подавали, потом простоквашу с молодою сметаной, потом опять пили чай, наконец ужинали. В особенности мне понравилась за обедом «няня», которую я
два раза накладывал на тарелку. И у нас, в Малиновце, по временам готовили это кушанье, но оно было куда не так вкусно. Ели исправно, губы у всех были масленые, даже глаза искрились. А тетушка между тем все понуждала и понуждала...
— Что ж так-то сидеть! Я всю дорогу шел, работал.
День или
два идешь, а потом остановишься, спросишь, нет ли работы где. Где попашешь, где покосишь, пожнешь. С недельку на одном месте поработаешь, меня в это время кормят и на дорогу хлебца дадут, а иной раз и гривенничек. И опять в два-три
дня я свободно верст пятьдесят уйду. Да я, тетенька, и другую работу делать могу: и лапоть сплету, и игрушку для детей из дерева вырежу, и на охоту схожу, дичинки добуду.
Уйдет, и
дня два-три его не видать.
Два раза (об этом дальше) матушке удалось убедить его съездить к нам на лето в деревню; но, проживши в Малиновце не больше
двух месяцев, он уже начинал скучать и отпрашиваться в Москву, хотя в это время года одиночество его усугублялось тем, что все родные разъезжались по деревням, и его посещал только отставной генерал Любягин, родственник по жене (единственный генерал в нашей семье), да чиновник опекунского совета Клюквин, который занимался его немногосложными
делами и один из всех окружающих знал в точности, сколько хранится у него капитала в ломбарде.
Обыкновенно
дня за
два Настасья объезжала родных и объявляла, что папенька Павел Борисыч тогда-то просит чаю откушать. Разумеется, об отказе не могло быть и речи. На зов являлись не только главы семей, но и подростки, и в назначенный
день, около шести часов, у подъезда дома дедушки уже стояла порядочная вереница экипажей.
Сестрица послушалась и была за это вполне вознаграждена. Муж ее одной рукой загребал столько, сколько другому и
двумя не загрести, и вдобавок никогда не скрывал от жены, сколько у него за
день собралось денег. Напротив того, придет и покажет: «Вот, душенька, мне сегодня Бог послал!» А она за это рожала ему детей и была первой дамой в городе.
Недели две-три сряду томили веселые сестрицы несчастную каракатицу и наконец объявили, что через
день быть девичнику.
Известны были, впрочем,
два факта: во-первых, что в летописях малиновецкой усадьбы, достаточно-таки обильных сказаниями о последствиях тайных девичьих вожделений, никогда не упоминалось имя Конона в качестве соучастника, и во-вторых, что за всем тем он, как я сказал выше, любил, в праздничные
дни, одевшись в суконную пару, заглянуть в девичью, и, стало быть, стремление к прекрасной половине человеческого рода не совсем ему было чуждо.
Через
день, а иногда и чаще, она брала с собой девушку-лекарку, садилась на долгушу-трясучку и, несмотря на осеннюю слякоть, тащилась за
две версты в Измалково — деревню, в которой жил Федот.
—
Дела середние, Федор Васильич; похвалить нельзя. Дожди почесть каждый
день льют.
Две недели с сеном хороводимся — совсем потемнело.
Этим
делом, кроме
двух скотниц, занято около десяти крестьянских баб, и с балкона то и
дело слышится окрик...
Раза четыре в лето сзывает он помочи — преимущественно жней, варит брагу, печет пироги и при содействии трехсот — четырехсот баб успевает в три-четыре праздничных
дня сделать столько работы, сколько одна барщина и в
две недели не могла бы сработать.
Иные
дня по
два и по три гостят, с прислугой и лошадьми, но хозяевам это не только не в тягость, а даже удовольствие доставляет: ведь и они, в свою очередь, у соседей по
два и по три
дня веселиться будут.
И действительно, не теряя лишней минуты, засел за
дело, а часа через
два проповедь уж была готова.
После обедни я подошел к ним и удивился перемене, которая произошла в Арсении Потапыче в каких-нибудь два-три года. Правая нога почти совсем отнялась, так что Филанида Протасьевна вынуждена была беспрестанно поддерживать его за локоть; язык заплетался, глаза смотрели мутно, слух притупился. Несмотря на то, что
день только что начался, от него уж слышался запах водки.
Майор зачастил. Каждый раз, приходя в аббатство, он приносил бутылку рома, а чаю через каждые
две недели фунт. Такое уж он, по-видимому, придумал «положение». Вдова радовалась, что
дело идет на лад, и все дальше углублялась в матримониальные мечты.
На другой
день около обеда Валентин Осипович перевез жену в другие номера. Новые номера находились в центре города, на Тверской, и были достаточно чисты; зато за
две крохотных комнатки приходилось платить втрое дороже, чем у Сухаревой. Обед, по условию с хозяйкой, был готов.
Она не водворялась совсем у дочери, а
разделила семью на
две партии.
Пила она не постоянно, а запоем. Каждые
два месяца
дней на десять она впадала в настоящее бешенство, и в течение этого времени дом ее наполнялся чисто адским гвалтом. Утративши всякое сознание, она бегала по комнатам, выкрикивала бессмысленные слова, хохотала, плакала, ничего не ела, не спала напролет ночей.
Дня два после этого она бродила по комнатам, тоскуя и не приступая ни к какому
делу.
Дня через
два она уехала в город и всем дворовым дала отпускные. Потом совершила на их имя дарственную запись, которою отдавала дворовым, еще при жизни, усадьбу и землю в полную собственность, а с них взяла частное обязательство, что до смерти ее они останутся на прежнем положении.
Натурально, дом последнего служил убежищем для съехавшейся массы соседей, большинство которых оставалось гостить здесь на
два и на три
дня.