Неточные совпадения
Детские комнаты, как я уже сейчас упомянул,
были переполнены насекомыми и нередко оставались по нескольку дней неметенными, потому что ничей
глаз туда не заглядывал; одежда на детях
была плохая и чаще всего перешивалась из разного старья или переходила от старших к младшим; белье переменялось редко.
И мы, дети,
были свидетелями этих трагедий и глядели на них не только без ужаса, но совершенно равнодушными
глазами. Кажется, и мы не прочь
были думать, что с «подлянками» иначе нельзя…
Знаю я и сам, что фабула этой
были действительно поросла
быльем; но почему же, однако, она и до сих пор так ярко выступает перед
глазами от времени до времени?
— Хорошо, я с тобой справлюсь! — наконец изрекает барыня. — Иди с моих
глаз долой! А с тобой, — обращается она к Марфе, — расправа короткая! Сейчас же сбирайся на скотную, индеек пасти! Там тебе вольготнее
будет с именинниками винцо распивать…
— Ишь печальник нашелся! — продолжает поучать Анна Павловна, — уж не на все ли четыре стороны тебя отпустить? Сделай милость, воруй, голубчик, поджигай, грабь! Вот ужо в городе тебе покажут… Скажите на милость! целое утро словно в котле кипела, только что отдохнуть собралась — не тут-то
было! солдата нелегкая принесла, с ним валандаться изволь! Прочь с моих
глаз… поганец! Уведите его да накормите, а не то еще издохнет, чего доброго! А часам к девяти приготовить подводу — и с богом!
Наконец Васька ощипал птицу и съел. Вдали показываются девушки с лукошками в руках. Они
поют песни, а некоторые, не подозревая, что
глаз барыни уже заприметил их, черпают в лукошках и
едят ягоды.
Анна Павловна и Василий Порфирыч остаются с
глазу на
глаз. Он медленно проглатывает малинку за малинкой и приговаривает: «Новая новинка — в первый раз в нынешнем году! раненько
поспела!» Потом так же медленно берется за персик, вырезывает загнивший бок и, разрезав остальное на четыре части, не торопясь, кушает их одну за другой, приговаривая: «Вот хоть и подгнил маленько, а сколько еще хорошего места осталось!»
И вера его
будет жить до тех пор, пока в
глазах не иссякнет источник слез и не замрет в груди последний вздох.
Первый день праздника кончился: завтра гульба возобновится, но уже по деревням. По крайней мере, хоть за
глазами, и барское сердце
будет меньше болеть.
В течение всего обеда они сидели потупив
глаза в тарелки и безмолвствовали.
Ели только суп и пирожное, так как остальное кушанье
было не по зубам.
Рассказы эти передавались без малейших прикрас и утаек, во всеуслышание, при детях, и, разумеется, сильно действовали на детское воображение. Я, например, от роду не видавши тетеньки, представлял себе ее чем-то вроде скелета (такую женщину я на картинке в книжке видел), в серо-пепельном хитоне, с простертыми вперед руками, концы которых
были вооружены острыми когтями вместо пальцев, с зияющими впадинами вместо
глаз и с вьющимися на голове змеями вместо волос.
Действительность, представившаяся моим
глазам,
была поистине ужасна. Я с детства привык к грубым формам помещичьего произвола, который выражался в нашем доме в форме сквернословия, пощечин, зуботычин и т. д., привык до того, что они почти не трогали меня. Но до истязания у нас не доходило. Тут же я увидал картину такого возмутительного свойства, что на минуту остановился как вкопанный, не веря
глазам своим.
Сравнительно в усадьбе Савельцевых установилась тишина. И дворовые и крестьяне прислушивались к слухам о фазисах, через которые проходило Улитино дело, но прислушивались безмолвно, терпели и не жаловались на новые притеснения. Вероятно, они понимали, что ежели
будут мозолить начальству
глаза, то этим только заслужат репутацию беспокойных и дадут повод для оправдания подобных неистовств.
— Где уж тогда! во все
глаза на меня смотреть
будут! Вы бы мне, маменька, теперь отдали.
Вообще усадьба
была заброшена, и все показывало, что владельцы наезжали туда лишь на короткое время. Не
было ни прислуги, ни дворовых людей, ни птицы, ни скота. С приездом матушки отворялось крыльцо, комнаты кой-как выметались; а как только она садилась в экипаж, в обратный путь, крыльцо опять на ее
глазах запиралось на ключ. Случалось даже, в особенности зимой, что матушка и совсем не заглядывала в дом, а останавливалась в конторе, так как вообще
была неприхотлива.
Заболотье, напротив, представлялось в моих
глазах чем-то вроде скучной пустыни, в которой и пищи для детской любознательности нельзя
было отыскать.
— Вот-то
глаза вытаращит! — говорила она оживленно, — да постой! и у меня в голове штучка в том же роде вертится; только надо ее обдумать. Ужо, может
быть, и расскажу.
Это
было великое горе, и тетенька долгое время не осушала
глаз.
Лицо ее, круглое, пухлое, с щеками, покрытыми старческим румянцем, лоснилось после бани;
глаза порядочно-таки заплыли, но еще живо светились в своих щелочках; губы, сочные и розовые, улыбались, на подбородке играла ямочка, зубы
были все целы.
Целый день прошел в удовольствиях. Сперва чай
пили, потом кофе, потом завтракали, обедали, после обеда десерт подавали, потом простоквашу с молодою сметаной, потом опять
пили чай, наконец ужинали. В особенности мне понравилась за обедом «няня», которую я два раза накладывал на тарелку. И у нас, в Малиновце, по временам готовили это кушанье, но оно
было куда не так вкусно.
Ели исправно, губы у всех
были масленые, даже
глаза искрились. А тетушка между тем все понуждала и понуждала...
— Ну, ежели верно, так, значит, ты самый и
есть. Однако ж этого мало; на свете белокурых да с голубыми
глазами хоть пруд пруди. Коли ты Поликсены Порфирьевны сынок, сказывай, какова она
была из себя?
— Нет, башкиры. Башкиро-мещеряцкое войско такое
есть; как завладели спервоначалу землей, так и теперь она считается ихняя. Границ нет, межеванья отроду не бывало; сколько
глазом ни окинешь — все башкирам принадлежит. В последнее, впрочем, время и помещики, которые поумнее, заглядывать в ту сторону стали. Сколько уж участков к ним отошло; поселят крестьян, да хозяйство и разводят.
За Григорием Павлычем следовали две сестры: матушка и тетенька Арина Павловна Федуляева, в то время уже вдова, обремененная большим семейством. Последняя ничем не
была замечательна, кроме того, что раболепнее других смотрела в
глаза отцу, как будто каждую минуту ждала, что вот-вот он отопрет денежный ящик и скажет: «Бери, сколько хочешь!»
Настасья
была водворена, и привезенную малиновецкую красавицу даже не пустили на
глаза дедушке.
Это
была серьезная победа в
глазах матушки, потому что, не дальше как за год перед тем, дед совсем
было склонился на сторону дяди Григория Павлыча, даже купил пополам с ним имение под Москвой и отправился туда на лето.
Лицо у нее
было широкое, плоское, ничего не выражающее,
глаза небольшие и мутные; челюсти и скулы выдались, как у калмычки.
— Может
быть, с
глазу, или сила в нем… нечистая… — догадывается матушка.
Бьет десять. Старик допивает последнюю чашку и начинает чувствовать, что
глаза у него тяжелеют. Пора и на боковую. Завтра у Власия главный престольный праздник, надо к заутрене
поспеть.
— А однажды вот какое истинное происшествие со мной
было. Зазвал меня один купец вместе купаться, да и заставил нырять. Вцепился в меня посередь реки, взял за волосы, да и пригибает. Раз окунул, другой, третий… у меня даже зеленые круги в
глазах пошли… Спасибо, однако, синюю бумажку потом выкинул!
В заключение, несмотря на свои сорок лет, он обладал замечательно красивой наружностью (
глаза у него
были совсем «волшебные»). Матери семейств избегали и боялись его, но девицы при его появлении расцветали.
Это уж не в бровь, а прямо в
глаз. Клещевинова начинает подергивать, но он усиливается
быть хладнокровным.
Вечером, у Сунцовых, матушка, как вошла в зал, уже ищет
глазами. Так и
есть, «шематон» стоит у самого входа и, сделавши матушке глубокий поклон, напоминает сестрице, что первая кадриль обещана ему.
Они жили за
глазами и имели начальство, преимущественно назначавшееся из среды одновотчинников, а свой брат,
будь он хоть и с норовом, все-таки знает крестьянскую нужду и снизойдет к ней.
Сверх того, она не металась беспрерывно перед
глазами, потому что услуги ее не так часто требовались, а в большинстве и работа ее
была заглазная (столяры, ткачи и проч.).
«Девка»
была всегда на
глазах, всегда под рукою и притом вполне безответна.
Глаза ее, покрытые старческою влагой, едва выглядывали из-под толстых, как бы опухших век (один
глаз даже почти совсем закрылся, так что на его месте видно
было только мигающее веко); большой нос, точно цитадель, господствовал над мясистыми щеками, которых не пробороздила еще ни одна морщина; подбородок
был украшен приличествующим зобом.
Впечатление, произведенное ею,
было несомненно, хотя выразилось исключительно в шушуканье и потупленных взорах, значение которых
было доступно лишь тонкому чутью помещиков («ишь шельмецы! и
глаза потупили, выдать себя не хотят!»).
— Вот я эту хворь из нее выбью! Ладно! подожду еще немножко, посмотрю, что от нее
будет. Да и ты хорош гусь! чем бы жену уму-разуму учить, а он целуется да милуется… Пошел с моих
глаз… тихоня!
Покамест еще до этого не дошло, но очевидно
было, что насильственное водворенье в Малиновце открыло ей
глаза.
Казалось бы, недавняя встреча должна
была предостеречь матушку насчет будущих стычек с Ванькой-Каином, но постоянно удачная крепостная практика до такой степени приучила ее к беспрекословному повиновению, что она и на этот раз, словно застигнутая врасплох, стояла перед строптивым рабом с широко раскрытыми
глазами, безмолвная и пораженная.
Конечно, постоянно иметь перед
глазами «олуха»
было своего рода божеским наказанием; но так как все кругом так жили, все такими же олухами
были окружены, то приходилось мириться с этим фактом. Все одно: хоть ты ему говори, хоть нет, — ни слова, ни даже наказания, ничто не подействует, и олух, сам того не понимая, поставит-таки на своем. Хорошо, хоть вина не
пьет — и за то спасибо.
Но машину не привозили, а доморощенный олух мозолил да мозолил
глаза властной барыни. И каждый день прикоплял новые слои сала на буфетном столе, каждый день плевал в толченый кирпич, служивший для чищения ножей, и дышал в чашки, из которых «господа»
пили чай…
На этом и кончились матримониальные поползновения Конона. Но семья наша не успела еще собраться в Москву, как в девичьей случилось происшествие, которое всех заставило смотреть на «олуха» совсем другими
глазами. Катюшка оказалась с прибылью, и когда об этом произведено
было исследование, то выяснилось, что соучастником в Катюшкином прегрешении
был… Конон!
И развязка не заставила себя ждать. В темную ночь, когда на дворе бушевала вьюга, а в девичьей все улеглось по местам, Матренка в одной рубашке, босиком, вышла на крыльцо и села. Снег хлестал ей в лицо, стужа пронизывала все тело. Но она не шевелилась и бесстрашно глядела в
глаза развязке, которую сама придумала. Смерть приходила не вдруг, и процесс ее не
был мучителен. Скорее это
был сон, который до тех пор убаюкивал виноватую, пока сердце ее не застыло.
— Скатертью дорога! — сказала матушка, — по крайности, на
глазах не
будет, да и с господского хлеба долой!
Сережка не робок и довольно развязно подходит к «крестной». Матушка рассматривает его, но хорошего находит мало. Лицо широкое, красное, скулы выдались,
глаза узенькие, нос как пуговица. Как
есть калмык. Да и ростом мал не по летам.
С помощью Афанасья она влезла на печь и села возле умирающего. Федот лежал с закрытыми
глазами: грудь уже не вздымалась, так что трудно
было разобрать, дышит ли он. Но старый слуга, даже окутанный облаком агонии, почуял приближение барыни и коснеющим языком пробормотал...
Это
была в полном смысле слова писаная русская красавица, высокая, стройная, полногрудая, с прекрасным овалом лица, большими серыми
глазами навыкате и густой темно-русой косой.
Некогда
было любоваться друг другом; днем — перед
глазами тарелки; наступит ночь — темно, не видать.
—
Будет; устал. Скажите на псарной, что зайду позавтракавши, а если дела задержат, так завтра в это же время. А ты у меня, Артемий, смотри! пуще
глаза «Модницу» береги! Ежели что случится — ты в ответе!