Матушка морщится; не нравятся ей признания жениха. В халате ходит, на гитаре играет, по трактирам шляется… И так-таки прямо все и выкладывает, как будто иначе и быть не должно. К счастью, входит с подносом Конон и начинает разносить чай. При этом ложки и вообще все чайное серебро (сливочник, сахарница и проч.) подаются украшенные вензелем сестрицы: это, дескать, приданое! Ах, жалко, что самовар серебряный не догадались подать — это бы еще больше
в нос бросилось!
Неточные совпадения
Наконец карета у крыльца. Тетеньки вылезают из нее и кланяются отцу, касаясь рукой до земли, а отец
в это время крестит их; потом они ловят его руку, а он ловит их руки, так что никакого целования из этого взаимного ловления не выходит, а происходит клеванье
носами, которое кажется нам, детям, очень смешным. Потом тетеньки целуют всех нас и торопливо суют нам
в руки по прянику.
Матушка заплакала. Отец,
в шубе и больших меховых сапогах, закрывал рукою рот и
нос, чтоб не глотнуть морозного воздуха.
— Вот и я, братцы, к вам пришел! — приветствовал он нас, — а вы всё
в клетке да
в клетке, словно острожные, сидите… Эх, голубчики, плохо ваше дело! Что
носы повесили? давайте играть!
Еще рано, всего седьмой час
в исходе, но дедушка уж напился чаю и глядит
в окно, от времени до времени утирая
нос ладонью.
—
В мое время
в комиссариате взятки брали — вот так брали! — говорит дедушка. — Француз на
носу, войско без сапог, а им и горя мало. Принимают всякую гниль.
Из числа последних мне
в особенности памятен сват Родивоныч, низенький, плюгавенький старик, с большим сизым
носом, из которого вылезал целый пук жестких волос.
При этом толковании матушка изменяется
в лице, жених таращит глаза, и на
носу его еще ярче выступает расширение вен; дядя сквозь зубы бормочет: «Попал пальцем
в небо!»
Разговаривая, жених подливает да подливает из графинчика, так что рому осталось уж на донышке. На
носу у него повисла крупная капля пота, весь лоб усеян перлами.
В довершение всего он вынимает из кармана бумажный клетчатый платок и протирает им влажные глаза.
— Ах, не говорите! девушки ведь очень хитры. Может быть, они уж давно друг друга заметили;
в театре,
в собрании встречались, танцевали, разговаривали друг с другом, а вам и невдомек. Мы, матери, на этот счет просты. Заглядываем бог знает
в какую даль, а что у нас под
носом делается, не видим. Оттого иногда…
Какое-то гнетущее равнодушие было написано на его лице, но
в чем заключалась тайна этого равнодушия, это даже ему самому едва ли было известно. Во всяком случае, никто не видал на этом лице луча не только радости, но даже самого заурядного удовольствия. Точно это было не лицо, а застывшая маска. Глядит, моргает,
носом шевелит, волосами встряхивает, а какой внутренний процесс скрывается за этими движениями — отгадать невозможно.
Летнее утро; девятый час
в начале. Федор Васильич
в синем шелковом халате появляется из общей спальни и через целую анфиладу комнат проходит
в кабинет. Лицо у него покрыто маслянистым глянцем; глаза влажны, слипаются;
в углах губ запеклась слюна. Он останавливается по дороге перед каждым зеркалом и припоминает, что вчера с вечера у него чесался
нос.
— Ведь нам теперича
в усадьбы свои
носа показать нельзя, — беспокоился четвертый, — ну, как я туда явлюсь? ни пан, ни хлоп, ни
в городе Иван, ни
в селе Селифан. Покуда вверху трут да мнут, а нас «вольные»-то люди
в лоск положат! Еще когда-то дело сделается, а они сразу ведь ошалеют!
— Бабочка молодая, — говорили кругом, — а муж какой-то шалый да ротозей. Смотрит по верхам, а что под
носом делается, не видит. Чем бы первое время после свадьбы посидеть дома да
в кругу близких повеселить молодую жену, а он
в Москву ее повез, со студентами стал сводить. Городят студенты промеж себя чепуху, а она сидит, глазами хлопает. Домой воротился, и дома опять чепуху понес. «Святая» да «чистая» — только и слов, а ей на эти слова плюнуть да растереть. Ну, натурально, молодка взбеленилась.
Косые лучи солнца были еще жарки; платье, насквозь промокшее от пота, липло к телу; левый сапог, полный воды, был тяжел и чмокал; по испачканному пороховым осадком лицу каплями скатывался пот; во рту была горечь,
в носу запах пороха и ржавчины, в ушах неперестающее чмоканье бекасов; до стволов нельзя было дотронуться, так они разгорелись; сердце стучало быстро и коротко; руки тряслись от волнения, и усталые ноги спотыкались и переплетались по кочкам и трясине; но он всё ходил и стрелял.
Бывало, писывала кровью // Она в альбомы нежных дев, // Звала Полиною Прасковью // И говорила нараспев, // Корсет носила очень узкий, // И русский Н, как N французский, // Произносить умела
в нос; // Но скоро всё перевелось; // Корсет, альбом, княжну Алину, // Стишков чувствительных тетрадь // Она забыла; стала звать // Акулькой прежнюю Селину // И обновила наконец // На вате шлафор и чепец.
Неточные совпадения
Дрожу, гляжу на лекаря: // Рукавчики засучены, // Грудь фартуком завешана, //
В одной руке — широкий нож, //
В другой ручник — и кровь на нем, // А на
носу очки!
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом
в кошеле кашу варили, потом козла
в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется
в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на
носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса
в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
В какой-то дикой задумчивости бродил он по улицам, заложив руки за спину и бормоча под
нос невнятные слова. На пути встречались ему обыватели, одетые
в самые разнообразные лохмотья, и кланялись
в пояс. Перед некоторыми он останавливался, вперял непонятливый взор
в лохмотья и произносил:
Он понял, что час триумфа уже наступил и что триумф едва ли не будет полнее, если
в результате не окажется ни расквашенных
носов, ни свороченных на сторону скул.
Глаза серые, впавшие, осененные несколько припухшими веками; взгляд чистый, без колебаний;
нос сухой, спускающийся от лба почти
в прямом направлении книзу; губы тонкие, бледные, опушенные подстриженною щетиной усов; челюсти развитые, но без выдающегося выражения плотоядности, а с каким-то необъяснимым букетом готовности раздробить или перекусить пополам.