Барин делает полуоборот, чтоб снова стать на молитву, как взор его встречает жену старшего садовника, которая выходит из
садовых ворот. Руки у нее заложены под фартук: значит, наверное, что-нибудь несет. Барин уж готов испустить крик, но садовница вовремя заметила его в окне и высвобождает руки из-под фартука; оказывается, что они пусты.
— А вот Катькина изба, — отзывается Любочка, — я вчера ее из-за
садовой решетки видела, с сенокоса идет: черная, худая. «Что, Катька, спрашиваю: сладко за мужиком жить?» — «Ничего, говорит, буду-таки за вашу маменьку Бога молить. По смерть ласки ее не забуду!»
Слышал, однако ж, что усадьба стоит и поныне в полной неприкосновенности, как при жизни старушки; только за
садовым тыном уже не так тихо, как во времена оно, а слышится немолчное щебетание молодых и свежих голосов.