Цитаты со словом «назову»
Можно
назвать это явление особым термином: «алчностью будущего».
Тем не менее, когда в ней больше уж не нуждались, то и этот ничтожный расход не проходил ей даром. Так, по крайней мере, практиковалось в нашем доме. Обыкновенно ее
называли «подлянкой и прорвой», до следующих родов, когда она вновь превращалась в «голубушку Ульяну Ивановну».
И хоть я узнал ее, уже будучи осьми лет, когда родные мои были с ней в ссоре (думали, что услуг от нее не потребуется), но она так тепло меня приласкала и так приветливо
назвала умницей и погладила по головке, что я невольно расчувствовался.
Называла она всех именами ласкательными, а не ругательными и никогда ни на кого господам не пожаловалась.
Но познакомиться мне с ним не удалось, потому что родители мои уже разошлись с ним и
называли его шалыганом.
Все они бесчеловечно дрались, а Марью Андреевну (дочь московского немца-сапожника) даже строгая наша мать
называла фурией.
— Марья Андреевна! онвас кобылой
назвал! — слышалось во время классов, и, разумеется, донос не оставался без последствий для «виноватого». Марья Андреевна, с истинно адскою хищностью, впивалась в егоуши и острыми ногтями до крови ковыряла ушную мочку, приговаривая...
Обращались с ним нехорошо (даже в глаза
называли Ванькой).
Они
называют ее «молодцом», говорят, что у ней «губа не дура» и что, если бы не она, сидели бы они теперь при отцовских трехстах шестидесяти душах.
Я понимаю, что самый неразвитый, задавленный ярмом простолюдин имеет полное право
называть себя религиозным, несмотря на то, что приносит в храм, вместо формулированной молитвы, только измученное сердце, слезы и переполненную вздохами грудь.
Бедные, злополучные дети! вот что готовит вам в будущем слепая случайность, и вот тот удел, который общепризнанное мнение
называет счастливым!
Во-вторых, с минуты на минуту ждут тетенек-сестриц (прислуга
называет их «барышнями»), которые накануне преображеньева дня приезжают в Малиновец и с этих пор гостят в нем всю зиму, вплоть до конца апреля, когда возвращаются в свое собственное гнездо «Уголок», в тридцати пяти верстах от нашей усадьбы.
Мы
называем их тетеньками, отец и матушка — сестрицами; отсюда общая кличка: тетеньки-сестрицы.
Ходило в семье предание, что поначалу она была веселая и разбитная молодка,
называла горничных подружками, любила играть с ними песни, побегать в горелки и ходить веселой гурьбой в лес по ягоды.
Уже в семье дедушки Порфирия Васильича, когда она еще была «в девках», ее не любили и
называли варваркой; впоследствии же, когда она вышла замуж и стала жить на своей воле, репутация эта за ней окончательно утвердилась.
Отец избегал разговоров об ней, но матушка, которая вообще любила позлословить,
называла ее не иначе, как тиранкой и распутницей.
Беспорядочно, прерывая рассказ слезами, я передал мои жалобы матушке, упомянув и о несчастной девочке, привязанной к столбу, и о каком-то лакее, осмелившемся
назвать себя моим дядей, но, к удивлению, матушка выслушала мой рассказ морщась, а тетенька совершенно равнодушно сказала...
— Нет, смирился. Насчет этого пожаловаться не могу, благородно себя ведет. Ну, да ведь, мать моя, со мною немного поговорит. Я сейчас локти к лопаткам, да и к исправнику… Проявился, мол, бродяга, мужем моим себя
называет… Делайте с ним, что хотите, а он мне не надобен!
Это он тебя министером
называет.
В семье она была нелюбима за свою необыкновенную злобность, так что ее
называли не иначе, как «Фиска-змея».
Жестоким его нельзя было
назвать, но он был необыкновенно изобретателен на выдумки по части отягощения крестьян (про него говорили, что он не мучит, а тигосит).
Фомушка упал словно снег на голову. Это была вполне таинственная личность, об которой никто до тех пор не слыхал. Говорили шепотом, что он тот самый сын, которого барыня прижила еще в девушках, но другие утверждали, что это барынин любовник. Однако ж, судя по тому, что она не выказывала ни малейшей ревности ввиду его подвигов в девичьей, скорее можно было
назвать справедливым первое предположение.
Тогда он был счастлив,
называл жену «благодетельницей» и благодарил, касаясь рукой земли.
Не приказывала, не горячилась, а только «рекомендовала», никого не звала презрительными уменьшительными именами (Агашу, несмотря на то, что она была из Малиновца, так и
называла Агашей, да еще прибавляла: «милая») и совсем забывала, что на свете существует ручная расправа.
Бывало две обедни: ранняя в кладбищенской церкви, поздняя — в сельской, которую крестьяне
называли собором.
Старого бурмистра матушка очень любила: по мнению ее, это был единственный в Заболотье человек, на совесть которого можно было вполне положиться.
Называла она его не иначе как «Герасимушкой», никогда не заставляла стоять перед собой и пила вместе с ним чай. Действительно, это был честный и бравый старик. В то время ему было уже за шестьдесят лет, и матушка не шутя боялась, что вот-вот он умрет.
В числе крестьян заболотской вотчины, перешедших в собственность матушки, был один, по фамилии Бодрецов, которого
называли «барином».
Замечательно, что среди общих симпатий, которые стяжал к себе Половников, один отец относился к нему не только равнодушно, но почти гадливо. Случайно встречаясь с ним, Федос обыкновенно подходил к нему «к ручке», но отец проворно прятал руки за спину и холодно произносил: «Ну, будь здоров! проходи, проходи!» Заочно он
называл его не иначе как «кобылятником», уверял, что он поганый, потому что сырое кобылье мясо жрет, и нетерпеливо спрашивал матушку...
Словом сказать, на все подобные вопросы Федос возражал загадочно, что приводило матушку в немалое смущение. Иногда ей представлялось: да не бунтовщик ли он? Хотя в то время не только о нигилистах, но и о чиновниках ведомства государственных имуществ (впоследствии их
называли помещики «эмиссарами Пугачева») не было слышно.
По этой же причине он не любит, когда его
называют дедушкой, а требует, чтоб мы, внуки и внучки, звали его папенькой, так как он всех нас заочно крестил.
Одет он неизменно в один и тот же ситцевый, стеганный на вате, халат, который скорее можно
назвать капотом.
У нас ее
называли не иначе, как к—ой, а сына ее в — м, нимало не стесняясь присутствием детей.
Затем матушка и тетенька Арина Павловна бескорыстно лебезили перед ним, говорили ему «вы»,
называли «братцем» (он же говорил просто: «сестра Анна, сестра Арина») и посылали ему из деревни всякие запасы, хотя у него и своих девать было некуда.
Впрочем, дед был непривередлив по части женской красоты, и прежнюю его кралю, как я слышал, можно было даже
назвать почти безобразною.
Рот у нее всегда раскрыт, вследствие чего Григорий Павлыч без церемоний
называет ее: «Балахня стоит рот распахня».
В числе последних только две-три «чистых» комнаты были довольно просторны; остальные можно было, в полном смысле слова,
назвать клетушками.
Ее нельзя было
назвать красивою; справедливее говоря, она была даже дурна собою.
Играл он нечисто, а многие даже прямо
называли его шулером.
Она меня с ума в эти три недели сведет! Будет кутить да мутить. Небось, и знакомых-то всех ему
назвала, где и по каким дням бываем, да и к нам в дом, пожалуй, пригласила… Теперь куда мы, туда и он… какова потеха! Сраму-то, сраму одного по Москве сколько! Иная добрая мать и принимать перестанет; скажет: у меня не въезжий дом, чтобы любовные свидания назначать!
И никто не
называл его мучителем, а напротив, все указывали на него как на образцового хозяина.
Кормили всех вообще дворовых очень скудно, и притом давали пищу, которую не всегда можно было
назвать годною для употребления.
Во всяком случае, в боковушке все жили в полном согласии. Госпожи «за любовь» приказывали, Аннушка — «за любовь» повиновалась. И если по временам барышни
называли свою рабу строптивою, то это относилось не столько к внутренней сущности речей и поступков последней, сколько к их своеобразной форме.
Но возвращаюсь к миросозерцанию Аннушки. Я не
назову ее сознательной пропагандисткой, но поучать она любила. Во время всякой еды в девичьей немолчно гудел ее голос, как будто она вознаграждала себя за то мертвое молчание, на которое была осуждена в боковушке. У матушки всегда раскипалось сердце, когда до слуха ее долетало это гудение, так что, даже не различая явственно Аннушкиных речей, она уж угадывала их смысл.
Эту роль она и исполняла настолько буквально, что и сама себя
называла не иначе как цепною собакой.
И наружность он имел такую, что, несмотря на несомненно лакейский тип, представительным лакеем его все-таки
назвать было нельзя.
Проходили годы, десятки лет, а Конон был все тот же Конон, которого не совестно было
назвать Конькой или Коняшкой, как и в старину, когда ему было двадцать лет.
Отец
называл эту систему системой прекращения рода человеческого и на первых порах противился ей; но матушка, однажды приняв решение, проводила его до конца, и возражения старика мужа на этот раз, как и всегда, остались без последствий.
Тем не менее на первый раз она решилась быть снисходительною. Матренку сослали на скотную и, когда она оправилась, возвратили в девичью. А приблудного сына окрестили,
назвали Макаром (всех приблудных называли этим именем) и отдали в деревню к бездетному мужику «в дети».
Красивою ее нельзя
назвать, но при невысоком уровне красоты среди малиновецкой женской прислуги она может нравиться.
Цитаты из русской классики со словом «назову»
Ассоциации к слову «назвать»
Синонимы к слову «назову»
Предложения со словом «назвать»
- Конечно, чем ближе к нашим дням, тем больше можно назвать имён и рассказать о большем числе событий и случаев, связанных с этими местами.
- Известно, что небольшое количество людей могут назвать адрес и имя человека, с которым никогда не знакомились или только видели.
- Верх не ясен, низ не тёмен. О, бесконечное! Его нельзя назвать именем.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «назвать»
Афоризмы русских писателей со словом «назвать»
- Вельможа ль он, мужик, вития,
Купец иль воин — всё равно:
Всех назовёт детьми Россия,
Всем имя братское одно.
- Вкус можно назвать самым тонким рассудком.
- Нельзя отрицать влияние нравственных качеств на чувство любви, но когда любят человека, любят его всего, не как идею, а как живую личность, любят в нем особенно то, чего не умеют ни определить, ни назвать.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно