Неточные совпадения
Эти отлично выпеченные, мягкие как пух булки, которые мы едим, — плод заблуждений; ибо первыйхлебник непременно начал с месива, которого в наше время не станет есть даже «торжествующая свинья» (см. «За
рубежом», гл. VI).
Народы завистливы, мой друг. В Берлине над венскими бумажками насмехаются, а в Париже — при виде берлинской бумажки головами покачивают. Но нужно отдать справедливость французским бумажкам: все кельнера их с удовольствием берут. А все оттого, как объяснил мой приятель, краснохолмский негоциант Блохин (см."За
рубежом"), что"у француза баланец есть, а у других прочиих он прихрамывает, а кои и совсем без баланцу живут".
На днях я издали завидел на улице известного вам Удава [См. «За
рубежом». (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина)] и просто-напросто побоялся подойти к нему: до такой степени он нынче глядит сумрачно и в то же время уныло. Очевидно, в нем происходит борьба, в которой попеременно то гнев берет верх, то скорбь. Но думаю, что в конце концов скорбь, даже в этом недоступном для скорбей сердце, останется победительницею.
Неточные совпадения
Когда Василий подошел, Левин велел ему отвесть лошадь на
рубеж.
Телега с семенами стояла не на
рубеже, а на пашне, и пшеничная озимь была изрыта колесами и ископана лошадью.
Редела тень. Восток алел. // Огонь казачий пламенел. // Пшеницу казаки варили; // Драбанты у брегу Днепра // Коней расседланных поили. // Проснулся Карл. «Ого! пора! // Вставай, Мазепа. Рассветает». // Но гетман уж не спит давно. // Тоска, тоска его снедает; // В груди дыханье стеснено. // И молча он коня седлает, // И скачет с беглым королем, // И страшно взор его сверкает, // С родным прощаясь
рубежом.
Я не обогнул еще и четверти, а между тем мне захотелось уже побеседовать с вами на необъятной дали, среди волн, на
рубеже Атлантического, Южнополярного и Индийского морей, когда вокруг все спит, кроме вахтенного офицера, меня и океана.
Возделанные поля, чистота хижин, сады, груды плодов и овощей, глубокий мир между людьми — все свидетельствовало, что жизнь доведена трудом до крайней степени материального благосостояния; что самые заботы, страсти, интересы не выходят из круга немногих житейских потребностей; что область ума и духа цепенеет еще в сладком, младенческом сне, как в первобытных языческих пастушеских царствах; что жизнь эта дошла до того
рубежа, где начинается царство духа, и не пошла далее…