Такова-то была пресловутая правда тридцатых годов, которую достойно указать тем, кого возмущают нынешние выдачи «
отдельных видов» тем женам, которые действительно терпят стеснения и обиды со стороны своих супругов.
— Пишет, что не даст больше
отдельного вида… и что едет сюда… — сквозь слезы продолжала Маргарита Николаевна. — Кончено наше счастье… Все кончено… Паспорту срок через месяц… Бракоразводное дело я не веду.
За перегородкой на кровати лежала жена Попова, Софья Саввишна, приехавшая к мужу из Мценска просить
отдельного вида на жительство. В дороге она простудилась, схватила флюс и теперь невыносимо страдала. Наверху за потолком какой-то энергический мужчина, вероятно ученик консерватории, разучивал на рояли рапсодию Листа с таким усердием, что, казалось, по крыше дома ехал товарный поезд. Направо, в соседнем номере, студент-медик готовился к экзамену. Он шагал из угла в угол и зубрил густым семинарским басом:
Неточные совпадения
Наше дворянство и теперь, потеряв права, могло бы оставаться высшим сословием, в
виде хранителя чести, света, науки и высшей идеи и, что главное, не замыкаясь уже в
отдельную касту, что было бы смертью идеи.
Путешествие наше близилось к концу. Сплошная тайга кончилась и начались перелески, чередующиеся с полянами. С высоты птичьего полета граница тайги, по выходе в долину Амура, представляется в
виде ажурных кружев. Чем ближе к горам, тем они казались плотнее, и чем ближе к Амуру, тем меньше было древесной растительности и больше луговых пространств. Лес как-то разбился на
отдельные куртины, отошедшие в стороны от Хунгари.
Тулузов поклонился ей и ушел, а вечером прислал ей
вид на
отдельное от него житье.
Они ехали в
отдельном купе. Обоим было грустно и неловко. Она сидела в углу, не снимая шляпы, и делала
вид, что дремлет, а он лежал против нее на диване, и его беспокоили разные мысли: об отце, об «особе», о том, понравится ли Юлии его московская квартира. И, поглядывая на жену, которая не любила его, он думал уныло: «Зачем это произошло?»
Они прошли по коридору бань, скрывая свои лица, как будто от стыда, и скрылись в
отдельном номере. Олимпиада тотчас же сбросила платок с головы, и при
виде её спокойного, разгоревшегося на морозе лица Илья сразу ободрился, но в то же время почувствовал, что ему неприятно видеть её спокойной. А женщина села на диван рядом с ним и, ласково заглянув в лицо ему, сказала: