— Вы даже улыбнулись, подчеркнув этим неуважение к защитнику родины и
чести армии, — неуважение, на которое я вправе ответить револьверной пулей.
Непременно убьют, чувствую, что убьют; но надо же было кому-нибудь итти, нельзя с прапорщиком роте итти, а что-нибудь бы случилось, ведь это честь полка,
честь армии от этого зависит.
Неточные совпадения
— Я
почти три года был цензором корреспонденции солдат, мне отлично известна эволюция настроения
армии, и я утверждаю:
армии у нас больше не существует.
Рекрутские наборы следовали один за другим; раздался призыв к ополчению; предводители получали бумаги о необходимости поднятия народного духа вообще и дворянского в особенности; помещики оживились, откупщики жертвовали винные порции… Каждому уезду предстояло выставить
почти целую
армию, одетую, обутую, снабженную продовольствием.
Здесь практически проверялась память: кому и как надо отдавать
честь. Всем господам обер — и штаб-офицерам чужой части надлежит простое прикладывание руки к головному убору. Всем генералам русской
армии, начальнику училища, командиру батальона и своему ротному командиру
честь отдается, становясь во фронт.
— Возможно ли это, — воскликнул он, — когда карабинерные офицеры считаются лучшими в
армии,
почти те же гвардейцы?!
Балалайкина, наконец, привезли, и мы могли приступить к обеду. Жених и невеста, по обычаю, сели рядом, Глумов поместился подле невесты (он даже изумления не выказая, когда я ему сообщил о желании Фаинушки), я — подле жениха. Против нас сел злополучный меняло, имея по бокам посаженых отцов. Прочие гости разместились как попало, только Редедя отвел себе место на самом конце стола и
почти не сидел, а стоял и, распростерши руки, командовал
армией менял, прислуживавших за столом.