Неточные совпадения
Затем естественно возникает
вопрос: если уж нельзя не ощущать паники при одном слове «новшества»,
то какие из них заключают в себе наибольшую сумму угроз: политические или социальные?
— Э! проживем как-нибудь. Может быть, и совсем момента не изловим, и все-таки проживем. Ведь еще бабушка надвое сказала, что лучше. По крайней мере,
то, что есть, уж известно… А тут пойдут ломки да переделки, одних
вопросов не оберешься… Вы думаете, нам сладки вопросы-то?
То есть
тот самый
вопрос, который их самих ежеминутно терзал и который они инстинктивно переносили и на ребенка.
С
тех пор, несмотря на неоднократно возобновляемые объявления,
вопрос об уроке словно в воду канул. Не отыскивалось желающих окунуться в силоамскую купель просвещения — и только. Деньги, привезенные из дому, таяли-таяли и наконец растаяли…
В сущности, однако ж, в
том положении, в каком он находился, если бы и возникли в уме его эти
вопросы, они были бы лишними или, лучше сказать, только измучили бы его, затемнили бы вконец
тот луч, который хоть на время осветил и согрел его существование. Все равно, ему ни идти никуда не придется, ни задачи никакой выполнить не предстоит. Перед ним широко раскрыта дверь в темное царство смерти — это единственное ясное разрешение новых стремлений, которые волнуют его.
Для всякого убежденного и желающего убеждать писателя (а именно только такого я имею в виду)
вопрос о
том, есть ли у него читатель, где он и как к нему относится, есть
вопрос далеко не праздный.
Для
того, чтобы приблизиться к этому грубому идеалу клеветы, необходимо отождествить его с
вопросом об уместности или неуместности общественного развития, а это даже для самых заклятых ненавистников не всегда удобно.
Ради одного
того, чтобы не разевать рта при подобных
вопросах, надо хоть наскоро пробежать насущные новости.
И в
том и в другом случае впереди стоит полное одиночество и назойливо звучащий
вопрос: где же
тот читатель-друг, от которого можно было бы ожидать не одного платонического и притом секретного сочувствия, но и обороны?
Покуда мнения читателя-друга не будут приниматься в расчет на весах общественного сознания с
тою же обязательностью, как и мнения прочих читательских категорий, до
тех пор
вопрос об удрученном положении убежденного писателя останется открытым.
— Нет; вы сами на себе это чувство испытываете, а ежели еще не испытываете,
то скоро, поверьте мне, оно наполнит все ваше существо. Зачем? почему? — вот единственные
вопросы, которые представляются уму. Всю жизнь нести иго зависимости, с утра до вечера ходить около крох, слышать разговор о крохах, сознавать себя подавленным мыслью о крохах…
Визит кончился. Когда она возвращалась домой, ей было несколько стыдно. С чем она шла?.. с «супцем»! Да и «супец» ее был принят как-то сомнительно. Ни одного дельного
вопроса она сделать не сумела, никакой помощи предложить. Между
тем сердце ее болело, потому что она увидела настоящее страдание, настоящее горе, настоящую нужду, а не тоску по праздности.
Тем не менее она сейчас же распорядилась, чтобы Мирону послали миску с бульоном, вареной говядины и белого хлеба.
С первого же раза повел с Ольгой оживленный разговор, сообщил несколько пикантных подробностей из петербургской жизни, коснулся «
вопросов», и, разумеется, по преимуществу
тех, которым была посвящена деятельность тетки — Надежды Федоровны.
Подписчик драгоценен еще и в
том смысле, что он приводит за собою объявителя. Никакая кухарка, ни один дворник не пойдут объявлять о себе в газету, которая считает подписчиков единичными тысячами. И вот из скромных дворнических лепт образуется ассигнационная груда. Найдут ли алчущие кухарки искомое место — это еще
вопрос; но газетчик свое дело сделал; он спустил кухаркину лепту в общую пропасть, и затем ему и в голову не придет, что эта лепта составляет один из элементов его благосостояния.
Ежели Непомнящий не может ответить на
вопрос, откуда и зачем он появился на арену газетной деятельности,
то он очень хорошо знает, в силу чего существование и процветание его вполне обеспечены. В отношении к Ахбедному
та же задача представляется как раз наоборот: он знает, откуда и зачем он пришел, и не может ответить на
вопрос, насколько обеспечено его существование в будущем.
Прокуроры, краснея, усиливались выдвинуть
вопрос о правде реальной, но успеха не имели и выражали свое негодование
тем, что, выходя из суда, сквозь зубы произносили:"Это черт знает что!" — а вечером, за картами, рассказывали анекдоты из судебной практики.
Даже в гражданском процессе первенствовал
вопрос не о
том, соблюден ли срок или не соблюден, а о
том: честно или нечестно?
Они упорно держались на реальной почве, но это доказывало их недальновидность и алчность (были, впрочем, и замечательные, в смысле успеха, исключения), так как если б они не польстились на гроши,
то вскоре бы убедились, что
вопрос о
том, честно или нечестно, вовсе не так привязчив, чтобы нельзя было от него отделаться, в особенности ежели «репутация» уже составлена.
Но ни
тот, ни другой не отказываются от добычи, составляющей результат процесса А. и Б.; ни
тот, ни другой не ставят себе
вопроса: честно или нечестно?
Вот и теперь, по поводу заказанного женою платья, он вспомнил об этом процессе и решился завтра же ехать к вору и окончательно выяснить
вопрос, поручает ли он ему свое дело или не поручает. Ежели поручает,
то не угодно ли пожаловать к нотариусу для заключения условия; если не поручает,
то…
С приближением выборов борьба партий усиливалась, но так как время было патриархальное и никаких «
вопросов» не полагалось,
то и борьба исключительно велась на почве обедов, балов и других увеселений.
В мое время последние месяцы в закрытых учебных заведениях бывали очень оживлены. Казенная служба (на определенный срок) была обязательна, и потому
вопрос о
том, кто куда пристроится, стоял на первом плане; затем выдвигался
вопрос о
том, что будут давать родители на прожиток, и, наконец,
вопрос об экипировке. Во всех углах интерната раздавалось...
Крепостное право совсем не так худо, как о нем рассказывают, и если бы дворяне относились друг к другу строже,
то бог знает, когда еще этот
вопрос поступил бы на очередь.
Он любил быть «счастливым» — вот и все. Однажды прошел было слух, что он безнадежно влюбился в известную в
то время лоретку (так назывались тогдашние кокотки), обладание которой оказалось ему не по средствам, но на мой
вопрос об этом он очень резонно ответил...
Когда я добрался до Петербурга,
то там куренье на улицах было уже в полном разгаре, а бороды и усы стали носить даже прежде, нежели
вопрос об этом «прошел».
Портретная галерея, выступавшая вперед, по поводу этих припоминаний, была далеко не полна, но дальше идти и надобности не предстояло. Сколько бы обликов ни выплыло из пучины прошлого, все они были бы на одно лицо, и разницу представили бы лишь подписи. Не в
том сущность
вопроса, что одна разновидность изнемогает по-своему, а другая по-своему, а в
том, что все они одинаково только изнемогают и одинаково тратят свои силы около крох и мелочей.
Неточные совпадения
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в
том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии
вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Тем не менее
вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча,
то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие»,
то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в
том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Что из него должен во всяком случае образоваться законодатель, — в этом никто не сомневался;
вопрос заключался только в
том, какого сорта выйдет этот законодатель,
то есть напомнит ли он собой глубокомыслие и административную прозорливость Ликурга или просто будет тверд, как Дракон.
Уважение к старшим исчезло; агитировали
вопрос, не следует ли, по достижении людьми известных лет, устранять их из жизни, но корысть одержала верх, и порешили на
том, чтобы стариков и старух продать в рабство.
Может быть, это решенный
вопрос о всеобщем истреблении, а может быть, только о
том, чтобы все люди имели грудь, выпяченную вперед на манер колеса.