Неточные совпадения
— Да, но без работы скверно; не знаешь, куда деваться.
В нумере у себя
сидеть, сложивши руки, — тоска! На улицу выйдешь — еще пуще тоска! Словно улица-то новая;
в обыкновенное время идешь и не примечаешь, а тут вдруг… магазины,
экипажи, народ… К товарке одной — вместе работаем — иногда захожу, да и она уж одичала. Посидим, помолчим и разойдемся.
Нередко, когда я
сидел у Крутицына, подъезжала
в щегольской коляске к дому,
в котором он жил, красивая женщина и делала движение, чтобы выйти из
экипажа; но всякий раз навстречу ей торопливо выбегал камердинер Крутицына и что-то объяснял, после чего сестра опять усаживалась
в коляску и оставалась ждать брата.
Он взял извозчика и,
сидя в экипаже, посматривая на людей сквозь стекла очков, почувствовал себя разреженным, подобно решету; его встряхивало; все, что он видел и слышал, просеивалось сквозь, но сетка решета не задерживала ничего. В буфете вокзала, глядя в стакан, в рыжую жижицу кофе, и отгоняя мух, он услыхал:
«Артистическая партия», то есть мы трое, вошли на крыльцо, а та упрямо
сидела в экипаже. Между тем Вандик и товарищ его молча отпрягли лошадей, и спор кончился.
Так караван и отвалил без хозяина, а Груздев полетел в Мурмос.
Сидя в экипаже, он рыдал, как ребенок… Черт с ним и с караваном!.. Целую жизнь прожили вместе душа в душу, а тут не привел бог и глаза закрыть. И как все это вдруг… Где у него ум-то был?
Вскоре пикник кончился. Ночь похолодела, и от реки потянуло сыростью. Запас веселости давно истощился, и все разъезжались усталые. Недовольные, не скрывая зевоты. Ромашов опять
сидел в экипаже против барышень Михиных и всю дорогу молчал. В памяти его стояли черные спокойные деревья, и темная гора, и кровавая полоса зари над ее вершиной, и белая фигура женщины, лежавшей в темной пахучей траве. Но все-таки сквозь искреннюю, глубокую и острую грусть он время от времени думал про самого себя патетически:
Неточные совпадения
Она
сидела в гостиной, под лампой, с новою книгой Тэна и читала, прислушиваясь к звукам ветра на дворе и ожидая каждую минуту приезда
экипажа.
Третьи благополучно грузились
в одном порту и выгружались
в другом;
экипаж,
сидя за трактирным столом, воспевал плавание и любовно пил водку.
Меж тем на палубе у грот-мачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать, ждал уже весь
экипаж. Атвуд стоял; Пантен чинно
сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом,
в песне золотых труб, святое вино.
Толпа прошла, но на улице стало еще более шумно, — катились
экипажи, цокали по булыжнику подковы лошадей, шаркали по панели и стучали палки темненьких старичков, старушек, бежали мальчишки. Но скоро исчезло и это, — тогда из-под ворот дома вылезла черная собака и, раскрыв красную пасть, длительно зевнув, легла
в тень. И почти тотчас мимо окна бойко пробежала пестрая, сытая лошадь, запряженная
в плетеную бричку, — на козлах
сидел Захарий
в сером измятом пыльнике.
На улице простились. Самгин пошел домой пешком. Быстро мчались лихачи,
в экипажах сидели офицера, казалось, что все они
сидят в той же позе, как
сидел первый, замеченный им: голова гордо вскинута, сабля поставлена между колен, руки лежат на эфесе.