Вот где нужно искать действительных космополитов:
в среде Баттенбергов, Меренбергов и прочих штаб — и обер-офицеров прусской армии, которых обездолил князь Бисмарк. Рыщут по белу свету, теплых местечек подыскивают. Слушайте! ведь он, этот Баттенберг, так и говорит: «Болгария — любезное наше отечество!» — и язык у него не заплелся, выговаривая это слово. Отечество. Каким родом очутилось оно для него в Болгарии, о которой он и во сне не видал? Вот уж именно: не было ни гроша — и вдруг алтын.
Затем,
в среде государственных крестьян, мироедами прозывались «коштаны», то есть — горлопаны, волновавшие мирские сходки и находившиеся на замечании у начальства, как бунтовщики; в среде мещан под этой же фирмой процветали «кулаки», которые подстерегали у застав крестьян, едущих в город с продуктами, и почти силой уводили их в купеческие дворы, где их обсчитывали, обмеривали и обвешивали.
Неточные совпадения
Тут его встречают щелчки за щелчками, потому что он чуженин
в этой
среде, чужого поля ягода.
Была минута, когда мировые и земские учреждения внесли некоторое оживление
в эту омертвелую
среду, но время это памятно уже очень немногим современникам.
Конечно, все это покуда «толки», но, как я сказал выше,
в известной
среде «толкам» дается даже большее значение, нежели ясно высказанному слову.
За всем тем нужно заметить, что
в крестьянской
среде рекрутская очередь велась неупустительно, и всякая крестьянская семья обязана была отбыть ее своевременно; но это была только проформа, или, лучше сказать, средство для вымогательства денег.
В заключение он думал, что комбинированная им форма общежития может существовать во всякой
среде, не только не рискуя быть подавленною, но и подготовляя своим примером к воспринятию новой жизни самых закоренелых профанов, — и тоже ошибся
в расчетах.
Такое прошлое, не представляя особенных задатков действительной благомысленности, все-таки свидетельствовало о недюжинном уме и способности извлекать пользу из окружающей
среды и тех условий,
в которых она живет.
Ежели
в стране уже образовалась восприимчивая читательская
среда, способная не только прислушиваться к трепетаниям человеческой мысли, но и свободно выражать свою восприимчивость, — писатель чувствует себя бодрым и сильным.
Я не претендую здесь подробно и вполне определительно разобраться
в читательской
среде, но постараюсь характеризовать хотя некоторые ее категории. Мне кажется, что это будет не бесполезно для самого читающего люда. До тех пор, пока не выяснится читатель, литература не приобретет решающего влияния на жизнь. А последнее условие именно и составляет главную задачу ее существования.
Ненавистничество не довольствуется, впрочем, улицею, но проникает и
в писательскую
среду.
Вот почему убежденный писатель, действующий почти исключительно
в городских центрах, так часто встречается с резкими превращениями
в читательской
среде.
Ошибочно, впрочем, было бы думать, что современный простец принадлежит исключительно к числу посетителей мелочных лавочек и полпивных; нет,
в численном смысле он занимает довольно заметное место и
в культурной
среде. Это не выходец из недр черни, а только человек, не видящий перед собой особенных перспектив. И ненавистники и солидные ожидают впереди почестей, мест, орденов, а простец ожидает одного: как бы за день его не искалечили.
В этом последнем смысле
среда простецов очень опасна.
Понятно, что ни от той, ни от другой разновидности читателя-простеца убежденному писателю ждать нечего. Обе они игнорируют его, а
в известных случаях не прочь и погрызть. Что нужды, что они грызут бессознательно, не по собственному почину — факт грызения нимало не смягчается от этого и стоит так же твердо, как бы он исходил непосредственно из
среды самих ненавистников.
Он употребляет все усилия, чтобы проникнуть
в мысль и вкусы влиятельной
среды, справляется у приспешников, угадывает смысл улыбок и телодвижений, напоминает о своей неизменной готовности, а иногда даже удостоивается собеседований.
— Народную нравственность я вполне вам предоставляю, — прервал его губернатор, — утверждайте народ
в правилах благочестия и преданности, искореняйте из народной
среды вредные обычаи, даже от пьянства воздерживайте…
Среда,
в которой ему предстояло вращаться
в будущем, еще не определилась, и товарищи составляли пока единственный ресурс.
Но не виноват же он, что рождение фаталистически кинуло его
в такую
среду, от которой он отречься не может.
Существование мое было однообразное, подневольное и шло изо дня
в день
в совершенно чуждой
среде.
Такова была
среда, которая охватывала Имярека с молодых ногтей. Живя среди массы людей, из которых каждый устраивался по-своему, он и сам подчинялся общему закону разрозненности. Вместе с другими останавливался
в недоумении перед задачами жизни и не без уныния спрашивал себя: ужели дело жизни
в том и состоит, что оно для всех одинаково отсутствует?
По обстоятельствам, он вынужден был оставить
среду, которая воспитала его радужные сновидения, товарищей, которые вместе с ним предавались этим сновидениям, и переселиться
в глубь провинции. Там, прежде всего, его встретило совершенное отсутствие сновидений, а затем
в его жизнь шумно вторглась целая масса мелочей, с которыми волей-неволей приходилось считаться.
Неточные совпадения
К довершению бедствия глуповцы взялись за ум. По вкоренившемуся исстари крамольническому обычаю, собрались они около колокольни, стали судить да рядить и кончили тем, что выбрали из
среды своей ходока — самого древнего
в целом городе человека, Евсеича. Долго кланялись и мир и Евсеич друг другу
в ноги: первый просил послужить, второй просил освободить. Наконец мир сказал:
Усложненность петербургской жизни вообще возбудительно действовала на него, выводя его из московского застоя; но эти усложнения он любил и понимал
в сферах ему близких и знакомых;
в этой же чуждой
среде он был озадачен, ошеломлен, и не мог всего обнять.
Сам Левин не помнил своей матери, и единственная сестра его была старше его, так что
в доме Щербацких он
в первый раз увидал ту самую
среду старого дворянского, образованного и честного семейства, которой он был лишен смертью отца и матери.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего
в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся
в той
среде,
в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Это говорилось с тем же удовольствием, с каким молодую женщину называют «madame» и по имени мужа. Неведовский делал вид, что он не только равнодушен, но и презирает это звание, но очевидно было, что он счастлив и держит себя под уздцы, чтобы не выразить восторга, не подобающего той новой, либеральной
среде,
в которой все находились.