Неточные совпадения
За всем тем нужно заметить, что
в крестьянской среде рекрутская очередь велась неупустительно, и всякая крестьянская
семья обязана была отбыть ее своевременно; но это была только проформа, или, лучше сказать, средство для вымогательства денег.
Зажиточные
семьи в большинстве случаев откупались, и тут-то вот и шли
в ход зачетные квитанции.
Чем кончилось это дело, я не знаю, так как вскоре я оставил названную губернию. Вероятно, Чумазый порядочно оплатился, но затем, включив свои траты
в графу: „издержки производства“, успокоился. Возвратились ли закабаленные
в „первобытное состояние“ и были ли вновь освобождены на основании Положения 19-го февраля, или поднесь скитаются между небом и землей, оторванные от
семей и питаясь горьким хлебом поденщины?
Ради них он обязывается урвать от своего куска нечто, считающееся «лишним», и свезти это лишнее на продажу
в город; ради них он лишает
семью молока и отпаивает теленка, которого тоже везет
в город; ради них он,
в дождь и стужу, идет за тридцать — сорок верст
в город пешком с возом «лишнего» сена; ради них его обсчитывает, обмеривает и ругает скверными словами купец или кулак; ради них
в самой деревне его держит
в ежовых рукавицах мироед.
Он наполняет ею все кадочки и бочонки, какие только найдутся
в доме, и
в продолжение всего лета лакомит себя,
семью и домочадцев соленою рыбкой.
Стучат сечки о корыто, наполненное ядреной капустой; солится небольшой запас огурцов,
в виде лакомства, на праздники; ходенем ходит ткацкий станок, заготовляя красно и шерстяную редину, которыми зимой обшивают
семью.
Ради нее он отдает себя и
семью в жертву каторге, ради нее терпеливо выносит всякие неожиданности.
Она затемняет
в нем даже любовь к
семье.
И всю
семью он успел на свой лад дисциплинировать; и жена и дети видят
в нем главу
семьи, которого следует беспрекословно слушаться, но горячее чувство любви заменилось для них простою формальностью — и не согревает их сердец.
В основе существования сельского священника лежит та же мысль, как и у хозяйственного мужика: обеспечить себя и
семью от вторжения нужды.
Делать нечего, надо сбирать обед. Священник и вся
семья суетятся, потчуют.
В кашу льется то же постное масло, во щи нарезывается та же солонина с запашком; но то, что сходит с рук своему брату, крестьянину, ставится священнику
в укор."Работали до седьмого пота, а он гнилятиной кормит!"
Питается священник
в своей
семье совершенно так же, как и хозяйственный мужичок.
— Мужичок
в сто крат лучше нашего живет, — говорит он попадье, — у него, по крайности, руки не связаны, да и
семья в сборе. Как хочет, так и распорядится, и собой и
семьей.
Выглянет солнышко — деревня оживет. Священник со всею
семьей спешит возить снопы, складывать их
в скирды и начинает молотить. И все-таки оказывается, что дожди свое дело сделали; и зерно вышло легкое, и меньше его. На целых двадцать пять процентов урожай вышел меньше против прошлогоднего.
Доход получается без хлопот, издержки по управлению незначительны. Живет себе владелец припеваючи
в столице или за границей, и много-много, ежели на месяц, на два, заглянет летом с
семьей в усадьбу, чтоб убедиться, все ли на своем месте, не кривит ли душой управляющий и
в порядке ли сад.
В старину у него было душ двести — триста крестьян, а за наделом их
в его распоряжении осталось от шести до
семи сот десятин земли.
— Нет, это коровы такие… Одна корова два года ялова ходит, чайную чашечку
в день доит; коров с
семь перестарки, остальные — запущены. Всех надо на мясо продать, все стадо возобновить, да и скотницу прогнать. И быка другого необходимо купить — теперешнего коровы не любят.
А
в результате оказывалось чистой прибыли все-таки триста рублей. Хорошо, что еще помещение,
в котором он ютился с
семьей, не попало
в двойную бухгалтерию, а то быть бы убытку рублей
в семьсот — восемьсот.
Но он до такой степени «изворовался»
в сельскохозяйственных ухищрениях, что даже не замечает отсутствия
семьи.
Одним словом, Евгений Филиппыч принадлежал к одной из тех солидных чиновничьих
семей, которые считают
в прошлом несколько поколений начальников отделения и одного вице-директора (Филипп Андреич).
А
семьи он не позабудет; он слишком солиден и честен, чтобы поставить себя
в сомнительные отношения к отцу и матери.
Шаг этот был важен для Люберцева
в том отношении, что открывал ему настежь двери
в будущее. Ему дали место помощника столоначальника. Это было первое звено той цепи, которую ему предстояло пройти. Сравнительно новое его положение досталось ему довольно легко. Прошло лишь семь-восемь месяцев по выходе из школы, и он, двадцатилетний юноша, уже находился
в служебном круговороте,
в качестве рычага государственной машины. Рычага маленького, почти незаметного, а все-таки…
Николай Чудинов — очень бедный юноша. Отец его служит главным бухгалтером казначейства
в отдаленном уездном городке. По-тамошнему, это место недурное, и
семья могла содержать себя без нужды, как вдруг сыну пришла
в голову какая-то"гнилая фантазия". Ему было двадцать лет, а он уже возмечтал! Учиться! разве мало он учился! Слава богу, кончил гимназию — и будет.
Семь часов вечера. Чудинов лежит
в постели; лицо у него
в поту;
в теле чувствуется то озноб, то жар; у изголовья его сидит Анна Ивановна и вяжет чулок.
В полузабытьи ему представляется то светлый дух с светочем
в руках, то злобная парка с смердящим факелом. Это — «ученье», ради которого он оставил родной кров.
— Да, ежели
в этом смысле… но я должна вам сказать, что очень часто это слово употребляется и
в другом смысле… Во всяком случае, знаете что? попросите мосье Жасминова — от меня! — не задавать сочинений на темы, которые могут иметь два смысла! У меня живет немка, которая может… о, вы не знаете, как я несчастлива
в своей
семье! Муж мой… ох, если б не ангелочек!..
Сын не особенно радовал; он вел разгульную жизнь, имел неоднократно «истории», был переведен из гвардии
в армию и не выказывал ни малейшей привязанности к
семье.
Семигоров значительно постарел за
семь лет. Он потолстел и обрюзг; лицо было по-прежнему бледное, но неприятно одутловатое и совсем деревянное. Говорил он, впрочем, так же плавно и резонно, как и тогда, когда она
в первый раз увидела его.
Даже голова у нее заболела от этого переливания из пустого
в порожнее. Те самые речи, которые
семь лет тому назад увлекли ее, теперь показались ей плоскими, почти бессовестными.
Усадьба эта находилась
в захолустье Тотемского уезда,
в селе, где, кроме них, ютились еще две-три мелкопоместных
семьи.
И тут сиротке помогли. Поручили губернатору озаботиться ее интересами и произвести ликвидацию ее дел. Через полгода все было кончено: господский дом продали на снос; землю, которая обрабатывалась
в пользу помещика, раскупили по клочкам крестьяне; инвентарь — тоже; Фоку и Филанидушку поместили
в богадельни. Вся ликвидация дала около двух тысяч рублей, а крестьяне, сверх того, были посажены на оброк по
семи рублей с души.
Ведь ни я, ни Вилков, ни Торцов не выходили с оружием
в руках, чтобы создать земство, — и вдруг оказывается, что теперь-то именно и выступила вперед общественная опасность!"Словом сказать, Краснов махнул рукой, посвятил остальное время петербургского пребывания на общественные удовольствия, на истребление бакалеи, на покупку нарядов для
семьи и, нагруженный целым ворохом всякой всячины, возвратился восвояси.
В углу на столе кипел самовар; домашние всей
семьей собрались около него и пили чай. Феклинья с заплаканными глазами щелкала кусок сахару; тесть дул
в блюдечко и громко ругался. Гришка сидел неподвижно на верстаке и без всякой мысли смотрел
в окошко.
Наконец шестилетний срок обязательной службы истек и Валерушка поспешил воспользоваться свободою. За два месяца перед окончанием срока он уже взял отпуск и собрался
в"свое место", с тем чтобы оттуда прислать просьбу об отставке.
В то время ему минуло двадцать
семь лет.
Какое дело Крутицыну до того, что
в городе Глазове пара рябчиков стоит
семь копеек серебром?
Даже мелкие сошки куда-то исчезли; остались только настоящие столпы, кровные деревенские джентльмены, которые обедали
в своих
семьях во фраках и белых галстуках.
По-видимому, он не так легко, как отец и старший брат, принимал на веру россказни о свойствах «знамени», и та обязательность, с которою последние принимались
в родной
семье, сильно смущала его.