Неточные совпадения
Мне кажется, что если бы лет сто тому назад (тогда и «разговаривать»
было легче) пустили сюда русских старообрядцев и дали им полную свободу относительно богослужения, русское
дело, вообще на всех окраинах, шло бы толковее.
Это уж мелочи горькие, но покуда никто их еще не пугается; а когда наступит очередь для испуга, — может
быть,
дело будет уже непоправимо.
— Да завтрашнего
дня. Все думается: что-то завтра
будет! Не то боязнь, не то раздраженье чувствуешь… смутное что-то. Стараюсь вникнуть, но до сих пор еще не разобрался. Точно находишься в обществе, в котором собравшиеся все разбрелись по углам и шушукаются, а ты сидишь один у стола и пересматриваешь лежащие на нем и давно надоевшие альбомы… Вот это какое ощущение!
В губернии вы прежде всего встретите человека, у которого сердце не на месте. Не потому оно не на месте, чтобы
было переполнено заботами об общественном
деле, а потому, что все содержание настоящей минуты исчерпывается одним предметом: ограждением прерогатив власти от действительных и мнимых нарушений.
Он равнодушно прочитывает полученную рацею и говорит себе: «У меня и без того смирно — чего еще больше?..» «Иван Иванович! — обращается он к приближенному лицу, — кажется, у нас ничего такого нет?» — И
есть ли, нет ли, циркуляр подшивается к числу прочих — и
делу конец.
Стоят эти томы в шкапу и безмолвствуют; а ключ от шкапа заброшен в колодезь, чтоб прочнее
дело было.
Торг заключался. За шестьдесят рублей девку не соглашались сделать несчастной, а за шестьдесят пять — согласились. Синенькую бумажку ее несчастье стоило. На другой
день девке объявляли через старосту, что она — невеста вдовца и должна навсегда покинуть родной дом и родную деревню. Поднимался вой, плач, но «задаток»
был уже взят — не отдавать же назад!
Во-первых, им не нужно
было давать «
дней» для работы на себя, а можно
было каждодневно томить на барской работе; во-вторых, при их посредстве можно
было исправлять рекрутчину, не нарушая целости и благосостояния крестьянских семей.
И так как старый закон не
был упразднен, то обеспечение представлялось
делом легким и удобоисполнимым.
Однако же
дело раскрылось раньше, нежели на это рассчитывали. Объявлена
была девятая народная перепись, и все так называемые вольные немедленно обязаны
были приобрести себе права состояния и приписаться к мещанскому обществу города Z.
— Мы не вольноотпущенные! — возопили они в один голос, — мы на
днях сами
будем свободные… с землей! Не хотим в мещане!
— Шутка сказать! — восклицали они, — накануне самой „катастрофы“ и какое
дело затеяли! Не смеет, изволите видеть, помещик оградить себя от будущих возмутителей! не смеет распорядиться своею собственностью! Слава богу, права-то еще не отняли! что хочу, то с своим Ванькой и делаю! Вот завтра, как нарушите права, —
будет другой разговор, а покуда аттанде-с!
Чем кончилось это
дело, я не знаю, так как вскоре я оставил названную губернию. Вероятно, Чумазый порядочно оплатился, но затем, включив свои траты в графу: „издержки производства“, успокоился. Возвратились ли закабаленные в „первобытное состояние“ и
были ли вновь освобождены на основании Положения 19-го февраля, или поднесь скитаются между небом и землей, оторванные от семей и питаясь горьким хлебом поденщины?
Было время, когда люди выкрикивали на площадях: „слово и
дело“, зная, что их ожидает впереди застенок со всеми ужасами пытки. Нередко они возвращались из застенков в „первобытное состояние“, живые, но искалеченные и обезображенные; однако это нимало не мешало тому, чтобы у них во множестве отыскивались подражатели. И опять появлялось на сцену „слово и
дело“, опять застенки и пытки… Словом сказать, целое поветрие своеобразных „мелочей“.
Не больше как лет тридцать тому назад даже
было строго воспрещено производить
дела единолично и не в коллегии.
И таким образом идет изо
дня в
день с той самой минуты, когда человек освободился от ига фатализма и открыто заявил о своем праве проникать в заветнейшие тайники природы. Всякий
день непредвидимый недуг настигает сотни и тысячи людей, и всякий
день"благополучный человек"продолжает твердить одну и ту же пословицу:"Перемелется — мука
будет". Он твердит ее даже на крайнем Западе, среди ужасов динамитного отмщения, все глубже и шире раздвигающего свои пределы.
У него дом больше — такой достался ему при поступлении на место; в этом доме, не считая стряпущей, по крайней мере, две горницы, которые отапливаются зимой «по-чистому», и это требует лишних дров; он круглый год нанимает работницу, а на лето и работника, потому что земли у него больше, а стало
быть, больше и скота — одному с попадьей за всем недоглядеть; одежда его и жены дороже стоит, хотя бы ни он, ни она не имели никаких поползновений к франтовству; для него самовар почти обязателен, да и закуска в запасе имеется, потому что его во всякое время может посетить нечаянный гость: благочинный, ревизор из уездного духовного правления, чиновник, приехавший на следствие или по другим казенным
делам, становой пристав, волостной старшина, наконец, просто проезжий человек, за метелью или непогодой не решающийся продолжать путь.
Точно так же осторожно обходится с убоиной;
ест кашу не всякий
день и льет в нее не коровье масло, а постное; хлеб подает на стол черствый и солит похлебку не во время варки ее (соляных частиц много улетучивается), а тогда, когда она уже стоит на столе.
Ни одного
дня, который не отравлялся бы думою о куске, ни одной радости. Куда ни оглянется батюшка, всё ему или чуждо, или на все голоса кричит: нужда! нужда! нужда! Сын ли окончил курс — и это не радует: он совсем исчезнет для него, а может
быть, и забудет о старике отце. Дочь ли выдаст замуж — и она уйдет в люди, и ее он не увидит. Всякая минута, приближающая его к старости, приносит ему горе.
О равнодушном помещике в этом этюде не
будет речи, по тем же соображениям, как и о крупном землевладельце: ни тот, ни другой хозяйственным
делом не занимаются. Равнодушный помещик на скорую руку устроился с крестьянами, оставил за собой пустоша, небольшой кусок лесу, пашню запустил, окна в доме заколотил досками, скот распродал и, поставив во главе выморочного имущества не то управителя, не то сторожа (преимущественно из отставных солдат), уехал.
Дело в том, что он
был слишком доверчив: смотрел и недоглядел.
— А мы
дня два перед тем воду копили, да мужичкам по округе объявили, что за полцены молоть
будем… вот и работала мельница.
— И у меня, грешным
делом, вертелось на языке: погодите до тепла, не поспешайте! Но при сем думалось и так: ежели господин поспешает — стало
быть, ему надобно.
На
днях приедут штукатуры и маляры — и ад
будет в полной форме.
В голове у него совсем не сербские
дела были, а бычок, которого он недавно купил.
Зимой ему посвободнее. Но и тут он нашел себе занятие: ябеды пишет. Доносит на священника, что он в такой-то царский
день молебна не служил; на Анпетова — что он своим примером в смущение приводит; на сельского старосту — что он,
будучи вызван в воскресенье к исправнику, так отважно выразился, что даже миряне потупили очи.
О прочих наезжих мироедах распространяться я не
буду. Они ведут свое
дело с тою же наглостью и горячностью, как и Иван Фомич, — только размах у них не так широк и перспективы уже. И чиновник и мещанин навсегда завекуют в деревне, без малейшей надежды попасть в члены суб-суб-комиссии для вывозки из города нечистот.
Заглянемте утром в его квартиру. Это очень уютное гнездышко, которое француз-лакей Шарль содержит в величайшей опрятности. Это для него тем легче, что хозяина почти целый
день нет дома, и, стало
быть, обязанности его не идут дальше утра и возобновляются только к ночи. Остальное время он свободен и шалопайничает не плоше самого Ростокина.
В голове у него, правда, настолько смутно, что никакого, даже вредного, проекта он не сочинит; но на это
есть дельцы,
есть приказная челядь, а его
дело — руководить.
А назавтра опять белый
день, с новым повторением тех же подробностей и того же празднословия! И это не надоедает… напротив! Встречаешься с этим
днем, точно с старым другом, с которым всегда
есть о чем поговорить, или как с насиженным местом, где знаешь наверное, куда идти, и где всякая мелочь говорит о каком-нибудь приятном воспоминании.
— Понемножку. Но скучаю, что настоящего
дела нет. Впрочем, на
днях записку составить поручили; я в два
дня кончил и подал свой труд, да что-то молчат. Должно
быть, дело-то не очень нужное; так, для пробы пера, дали, чтоб испытать, способен ли я.
— Это и всегда так бывает на первых порах. Все равно как у портных: сначала на лоскутках шить приучают, а потом и настоящее
дело дадут. Потерпи, не сомневайся. В свое время
будешь и шить, и кроить, и утюжить.
Люберцев не держит дома обеда, а обедает или у своих (два раза в неделю), или в скромном отельчике за рубль серебром. Дома ему
было бы приятнее обедать, но он не хочет баловать себя и боится утратить хоть частичку той выдержки, которую поставил целью всей своей жизни. Два раза в неделю — это, конечно, даже необходимо; в эти
дни его нетерпеливо поджидает мать и заказывает его любимые блюда — совестно и огорчить отсутствием. За обедом он сообщает отцу о своих
делах.
— Да, мой друг, в
делах службы рассуждения только мешают. Нужно
быть кратким, держаться фактов, а факты уже сами собой покажут, куда следует идти.
— Ежели вы, господа, на этой же почве стоите, — говорил он, — то я с вами сойдусь.
Буду ездить на ваши совещания,
пить чай с булками, и общими усилиями нам,
быть может, удастся подвинуть
дело вперед. Помилуй! tout croule, tout roule [все рушится, все разваливается (франц.)] — a y нас полезнейшие проекты под сукном по полугоду лежат, и никто ни о чем подумать не хочет! Момент, говорят, не наступил; но уловите же наконец этот момент… sacrebleu!.. [черт возьми! (франц.)]
Генечка решил в последнем смысле: и короче, да и вполне справедливо.
Дело не залежится, а между тем идея государственности
будет соблюдена. Затем он составил свод мнений, включил справку о недостаточности средств казны и неприкосновенности калмыцкого капитала, разлиновал штаты, закруглил — и подал.
Через месяц они
были муж и жена, и, как я сказал выше, позволили себе в праздности провести будничный
день. Но назавтра оба уж
были в работе.
Пили чай, съедали принесенную закуску и засыпали, чтобы на другой
день, около десяти часов утра, разойтись.
Авдотья рассуждает в этом случае правильнее:
день прошел, и слава богу! в их положении иначе не может и
быть.
Жена
раздела его,
напоила наскоро чаем, укутала и уложила в постель.
— Кандидатов слишком довольно. На каждое место десять — двадцать человек, друг у дружки так и рвут. И чем больше нужды, тем труднее: нынче и к месту-то пристроиться легче тому, у кого особенной нужды нет. Доверия больше, коли человек не жмется, вольной ногой в квартиру к нанимателю входит. Одёжа нужна хорошая, вид откровенный. А коли этого нет, так хошь сто лет грани мостовую — ничего не получишь. Нет, ежели у кого родители
есть — самое святое
дело под крылышком у них смирно сидеть.
Указанные нумера помещались в четвертом этаже громадного дома. Его встретила в дверях сама хозяйка, чистенькая старушка лет под шестьдесят.
Было около десяти часов, и нумера пустели; в коридоре то и
дело сновали уходящие жильцы.
В тот же
день, за обедом, один из жильцов, студент третьего курса, объяснил Чудинову, что так как он поступает в юридический факультет, то за лекции ему придется уплатить за полугодие около тридцати рублей, да обмундирование
будет стоить, с форменной фуражкой и шпагой, по малой мере, семьдесят рублей. Объявления в газетах тоже потребуют изрядных денег.
— Что же мне не сказали? я бы… — начал
было Чудинов, но понял, что
дело его потеряно, и замолк.
Странное
дело! припоминается ему: точно такой случай
был у нас в городе.
— Вас мне совестно; всё вы около меня, а у вас и без того
дела по горло, — продолжает он, — вот отец к себе зовет… Я и сам вижу, что нужно ехать, да как
быть? Ежели ждать — опять последние деньги уйдут. Поскорее бы… как-нибудь… Главное, от железной дороги полтораста верст на телеге придется трястись. Не выдержишь.
Правда, их огорчало, что многое из этих материалов со временем выдохнется и потеряет ценность, но жизнь каждый
день приносит новость за новостью, и запас все-таки
будет достаточный.
И на другой или на третий
день, убедившись, что слова его
были вещими ("капут"совершился), не преминет похвалиться перед прочими солидными читателями...
Что касается до простеца, то он никакого влияния на журнальное и газетное
дело не имел; он называл себя темным человеком и вполне доволен
был этим званием.
И это
было для него тем сподручнее, что самые новости, которые его интересовали, имели совершенно первоначальный характер, вроде слухов о войне, о рекрутском наборе или о том, что в такой-то
день высокопреосвященный соборне служил литургию, а затем во всех церквах происходил целодневный звон.