Неточные совпадения
А именно:
в день битвы, когда обе стороны встали друг против друга стеной, головотяпы, неуверенные
в успешном исходе своего дела, прибегли к колдовству:
пустили на кособрюхих солнышко.
Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели,
в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли
пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен
в плен уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.
Затем князь еще раз попробовал послать «вора попроще» и
в этих соображениях выбрал калязинца, который «свинью за бобра купил», но этот оказался еще
пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев и заозерцев и, «убив их, сжег».
Не успело еще пагубное двоевластие
пустить зловредные свои корни, как из губернии прибыл рассыльный, который, забрав обоих самозванцев и посадив их
в особые сосуды, наполненные спиртом, немедленно увез для освидетельствования.
— Ну, Христос с вами! отведите им по клочку земли под огороды!
пускай сажают капусту и пасут гусей! — коротко сказала Клемантинка и с этим словом двинулась к дому,
в котором укрепилась Ираидка.
— Надо орудовать, — отвечал помощник градоначальника, — вот что! не
пустить ли, сударь,
в народе слух, что оная шельма Анелька заместо храмов божиих костелы везде ставить велела?
Но Матренка только
пускала в воде пузыри, а сообщников и пособников не выдала никого.
Однако Аленка и на этот раз не унялась, или, как выражается летописец, «от бригадировых шелепов [Ше́леп — плеть, палка.] пользы для себя не вкусила». Напротив того, она как будто
пуще остервенилась, что и доказала через неделю, когда бригадир опять пришел
в кабак и опять поманил Аленку.
— Только ты это сделай! Да я тебя… и черепки-то твои поганые по ветру
пущу! — задыхался Митька и
в ярости полез уж было за вожжами на полати, но вдруг одумался, затрясся всем телом, повалился на лавку и заревел.
Дабы ободрить народ, он поручил откупщику устроить
в загородной роще пикник и
пустить фейерверк.
Как и все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю идею лишь с прискорбием; но мало-помалу он до того вник
в нее, что не только смешал команду с хлебом, но даже начал желать первой
пуще последнего.
И стрельцы и пушкари аккуратно каждый год около петровок выходили на место; сначала, как и путные, искали какого-то оврага, какой-то речки да еще кривой березы, которая
в свое время составляла довольно ясный межевой признак, но лет тридцать тому назад была срублена; потом, ничего не сыскав, заводили речь об"воровстве"и кончали тем, что помаленьку
пускали в ход косы.
Сначала он распоряжался довольно деятельно и даже
пустил в дерущихся порядочную струю воды; но когда увидел Домашку, действовавшую
в одной рубахе впереди всех с вилами
в руках, то"злопыхательное"сердце его до такой степени воспламенилось, что он мгновенно забыл и о силе данной им присяги, и о цели своего прибытия.
Однако ж покуда устав еще утвержден не был, а следовательно, и от стеснений уклониться было невозможно. Через месяц Бородавкин вновь созвал обывателей и вновь закричал. Но едва успел он произнести два первых слога своего приветствия ("об оных, стыда ради, умалчиваю", — оговаривается летописец), как глуповцы опять рассыпались, не успев даже встать на колени. Тогда только Бородавкин решился
пустить в ход настоящую цивилизацию.
Пускай рассказ летописца страдает недостатком ярких и осязательных фактов, — это не должно мешать нам признать, что Микаладзе был первый
в ряду глуповских градоначальников, который установил драгоценнейший из всех административных прецедентов — прецедент кроткого и бесскверного славословия.
Сверх того, хотя он робел и краснел
в присутствии женщин, но под этою робостью таилось то
пущее сластолюбие, которое любит предварительно раздражить себя и потом уже неуклонно стремится к начертанной цели.
Виртуозность прямолинейности, словно ивовый кол, засела
в его скорбной голове и
пустила там целую непроглядную сеть корней и разветвлений.
Так, например, при Негодяеве упоминается о некоем дворянском сыне Ивашке Фарафонтьеве, который был посажен на цепь за то, что говорил хульные слова, а слова те
в том состояли, что"всем-де людям
в еде равная потреба настоит, и кто-де ест много,
пускай делится с тем, кто ест мало"."И, сидя на цепи, Ивашка умре", — прибавляет летописец.