Неточные совпадения
Поняли,
что кому-нибудь да надо верх взять, и послали сказать соседям: будем друг с дружкой до тех пор головами тяпаться, пока
кто кого перетяпает.
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у
кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у
кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до
чего дела нет!
Долго раздумывал он,
кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли — на том основании,
что «Орел да Кромы — первые воры», — или шуянину — на том основании,
что он «в Питере бывал, на полу сыпал и тут не упал», но наконец предпочел орловца, потому
что он принадлежал к древнему роду «Проломленных Голов».
—
Кто ты? и с
чем к нам приехал? — спрашивали глуповцы у чиновника.
— И с
чего тебе, паскуде, такое смехотворное дело в голову взбрело? и
кто тебя, паскуду, тому делу научил? — продолжала допрашивать Лядоховская, не обращая внимания на Амалькин ответ.
В ту же ночь в бригадировом доме случился пожар, который, к счастию, успели потушить в самом начале. Сгорел только архив, в котором временно откармливалась к праздникам свинья. Натурально, возникло подозрение в поджоге, и пало оно не на
кого другого, а на Митьку. Узнали,
что Митька напоил на съезжей сторожей и ночью отлучился неведомо куда. Преступника изловили и стали допрашивать с пристрастием, но он, как отъявленный вор и злодей, от всего отпирался.
Базары опустели, продавать было нечего, да и некому, потому
что город обезлюдел. «Кои померли, — говорит летописец, — кои, обеспамятев, разбежались
кто куда». А бригадир между тем все не прекращал своих беззаконий и купил Аленке новый драдедамовый [Драдедамовый — сделанный из особого тонкого шерстяного драпа (от франц. «drap des dames»).] платок. Сведавши об этом, глуповцы опять встревожились и целой громадой ввалили на бригадиров двор.
Оказалось на поверку,
что «человечек» — не
кто иной, как отставной приказный Боголепов, выгнанный из службы «за трясение правой руки», каковому трясению состояла причина в напитках.
Убытки редко
кем высчитывались, всякий старался прежде всего определить себе не то,
что он потерял, а то,
что у него есть.
У
кого осталось нетронутым подполье, и по этому поводу выражалась радость,
что уцелел квас и вчерашний каравай хлеба; у
кого каким-то чудом пожар обошел клевушок, в котором была заперта буренушка.
— Об этом мы неизвестны, — отвечали глуповцы, — думаем,
что много всего должно быть, однако допытываться боимся: как бы
кто не увидал да начальству не пересказал!
Как истинный администратор он различал два сорта сечения: сечение без рассмотрения и сечение с рассмотрением, и гордился тем,
что первый в ряду градоначальников ввел сечение с рассмотрением, тогда как все предшественники секли как попало и часто даже совсем не тех,
кого следовало.
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю проваливались. Некого было убеждать, не у
кого было ни о
чем спросить. Слышалось,
что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать невозможно.
— Эй!
кто тут! выходи! — крикнул он таким голосом,
что оловянные солдатики — и те дрогнули.
Так, например, наверное обнаружилось бы,
что происхождение этой легенды чисто административное и
что Баба-яга была не
кто иное, как градоправительница, или, пожалуй, посадница, которая, для возбуждения в обывателях спасительного страха, именно этим способом путешествовала по вверенному ей краю, причем забирала встречавшихся по дороге Иванушек и, возвратившись домой, восклицала:"Покатаюся, поваляюся, Иванушкина мясца поевши".
Но они необходимы, потому
что без них не по
ком было бы творить поминки.
В сей крайности спрашиваю я себя: ежели
кому из бродяг сих случится оступиться или в пропасть впасть,
что их от такового падения остережет?
—
Что же! пущай дурья порода натешится! — говорил он себе в утешение, —
кому от того убыток!
Все это обнаруживало нечто таинственное, и хотя никто не спросил себя, какое
кому дело до того,
что градоначальник спит на леднике, а не в обыкновенной спальной, но всякий тревожился.
— Я — твое внутреннее слово! я послана объявить тебе свет Фавора, [Фаво́р — по евангельскому преданию, священная гора.] которого ты ищешь, сам того не зная! — продолжала между тем незнакомка, — но не спрашивай,
кто меня послал, потому
что я и сама объявить о сем не умею!
Но злаков на полях все не прибавлялось, ибо глуповцы от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать,
что"как-никак, а придется в поле с сохою выйти", но дерзкого едва не побили каменьями, и в ответ на его предложение утроили усердие.
—
Кто хочет доказать,
что любит меня, — глашал он, — тот пусть отрубит указательный палец правой руки своей!
— Ежели есть на свете клеветники, тати, [Тать — вор.] злодеи и душегубцы (о
чем и в указах неотступно публикуется), — продолжал градоначальник, — то с
чего же тебе, Ионке, на ум взбрело, чтоб им не быть? и
кто тебе такую власть дал, чтобы всех сих людей от природных их званий отставить и зауряд с добродетельными людьми в некоторое смеха достойное место, тобою «раем» продерзостно именуемое, включить?
Так, например, при Негодяеве упоминается о некоем дворянском сыне Ивашке Фарафонтьеве, который был посажен на цепь за то,
что говорил хульные слова, а слова те в том состояли,
что"всем-де людям в еде равная потреба настоит, и кто-де ест много, пускай делится с тем,
кто ест мало"."И, сидя на цепи, Ивашка умре", — прибавляет летописец.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться,
что в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на
ком не тяготел его исполненный бесстыжества взор, делалось ясным,
что это"громадное", это"всепокоряющее" — не
что иное, как идиотство, не нашедшее себе границ.
7. Да памятует градоправитель,
что не от
кого иного слава Российской империи украшается, а прибытки казны умножаются, как от обывателя.
Неточные совпадения
Кто там? (Подходит к окну.)А,
что ты, матушка?
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери
кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «
Кто такой,
что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и не знают,
что такое значит «прикажете принять».
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда
кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо,
что у вас больные такой крепкий табак курят,
что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Это бы еще ничего, — инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчик! А
кто, скажет, здесь судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А
кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «А подать сюда Землянику!» Вот
что худо!