Неточные совпадения
Как только с них сняли в Эйдткунене чины, так они тотчас же отлучились и, выпустив угнетавшую их государственность,
всем без разбора
начали подмигивать.
Так нет же, тут-то именно и разыгрались во
всей силе свара, ненависть, глумление и всякое бесстыжество, главною мишенью для которых — увы! — послужила именно та самая неоскудевающая рука, которая и дележку-то с тою специальною целью предприняла, чтоб угобзить господ чиновников и, само собой разумеется, в то же время положить
начало корпорации довольных.
Правда, я
начал ходить в школу очень недавно, и, вероятно, не
все результаты современной науки открыты для меня, но, во всяком случае, не могу не сознаться, что ваш внешний вид, ваше появление сюда среди лужи и ваш способ выражаться сразу повергли меня в величайшее недоумение.
Ведут ли населяющие их жители какую бы то ни было самостоятельную жизнь и имеют ли свойственные
всем земноводным постоянные занятия? пользуются ли благами общественности, то есть держат ли, как в прочих местах, ухо востро, являются ли по начальству в мундирах для принесения поздравлений, фигурируют ли в процессах в качестве попустителей и укрывателей и затем уже, в свободное от явок время, женятся, рождают детей и умирают, или же представляют собой изнуренный летнею беготнёю сброд, который, сосчитав барыши, погружается в спячку, с тем чтоб проснуться в
начале апреля и
начать приготовление к новой летней беготне?
Русский капрал непременно
начал бы калякать, объяснять, что он тут ни при чем, а во
всем виновато начальство.
Часам к восьми утра он успевал уже вычистить для
всех квартирантов сапоги, ботинки, мужское и дамское платье, а с восьми часов
начинал летать по этажам, разнося кофе и завтрак.
Я возвратился из Версаля в Париж с тем же поездом, который уносил и депутатов. И опять
все французы жужжали, что, в сущности, Клемансо прав, но что же делать, если уши выше лба не растут. И
всем было весело, до такой степени весело, что многие даже осмелились и
начали вслух утверждать, что Мак-Магон совсем не так прост, как это может казаться с первого взгляда.
Словом сказать,
все в восторге от современной французской республики,
начиная с графа ТвэрдоонтС и кончая князем Бисмарком, который, как говорят, спит и видит хоть на часок побывать в Париже и посмотреть на"La femme a papa".
Когда буржуа
начинает перечислять
все эти богатства, то захлебывается слюнями и глаза у него получают какой-то неблагонадежный блеск: так и кажется, что вот-вот сейчас он перервет собеседнику горло.
После обеда иногда мы отправлялись в театр или в кафе-шантан, но так как Старосмысловы и тут стесняли нас, то чаще
всего мы возвращались домой, собирались у Блохиных и
начинали играть песни. Захар Иваныч затягивал:"Солнце на закате", Зоя Филипьевна подхватывала:"Время на утрате", а хор подавал:"Пошли девки за забор"… В Париже, в виду Мадлены 13, в теплую сентябрьскую ночь, при отворенных окнах, — это производило удивительный эффект!
А Блохин между тем
начал постепенно входить во вкус и подпускать так называемые обиняки."Мы-ста да вы-ста","сидим да шипим, шипим да посиживаем","и куда мы только себя готовим!"и т. д. Выпустит обиняк и посмотрит на Федора Сергеича. А в заключение окончательно рассердился и закричал на
весь Трианон...
Но потому-то именно и надо это дело как-нибудь исподволь повести, чтобы оба, ничего, так сказать, не понимаючи, очутились в самом лоне оного. Ловчее
всего это делается, когда люди находятся в состоянии подпития. Выпьют по стакану, выпьют по другому — и вдруг наплыв чувств! Вскочут,
начнут целоваться… ура! Капитолина Егоровна застыдится и скажет...
Речь моя произвела потрясающее действие. Но в первую минуту не было ни криков, ни волнения; напротив,
все сидели молча, словно подавленные. Тайные советники жевали и, может быть, надеялись, что сейчас сызнова обедать
начнут; Матрена Ивановна крестилась; у Федора Сергеича глаза были полны слез; у Капитолины Егоровны покраснел кончик носа. Захар Иваныч первый положил конец молчанию, сказав...
Они представляют собой жизненный фонд, естественное продолжение
всего прошлого,
начиная с пеленок и кончая последнею, только что прожитою минутой, когда с языка сорвалось — именно сорвалось, а не сказалось — последнее пустое слово.
Хуже
всего то, что, наслушавшись этих приглашений, а еще больше насмотревшись на их осуществление, и сам мало-помалу привыкаешь к ним. Сначала скажешь себе: а что, в самом деле, ведь нельзя же в благоустроенном обществе без сердцеведцев! Ведь это в своем роде необходимость… печальная, но все-таки необходимость! А потом, помаленьку да полегоньку, и свое собственное сердце
начнешь с таким расчетом располагать, чтоб оно во всякое время представляло открытую книгу: смотри и читай!
Только что
начну я рассказывать и доказывать"от принципа", что человеческая деятельность, вне сферы народа, беспредметна и бессмысленна, как вдруг во
всем моем существе"шкура"заговорит.
Я лежал как скованный, в ожидании, что вот-вот сейчас и меня
начнут чавкать. Я, который
всю жизнь в легкомысленной самоуверенности повторял: бог не попустит, свинья не съест! — я вдруг во
все горло заорал: съест свинья! съест!
— Очень мы оробели, chere madame, — прибавил я. — Дома-то нас выворачивают-выворачивают —
всё стараются, как бы лучше вышло. Выворотят наизнанку — нехорошо; налицо выворотят — еще хуже. Выворачивают да приговаривают: паче
всего, вы не сомневайтесь! Ну, мы и не сомневаемся, а только всеминутно готовимся: вот сейчас опять выворачивать
начнут!
Все поголовно
начинают усчитывать себя и припоминать; у
всех опускаются руки, у
всех начинают биться сердца беспредметной тревогой.
— Прежде
всего разуверьтесь, —
начал он, — я человек правды — и больше ничего. И я полагаю, что если мы
все, люди правды, столкуемся, то
весь этот дурной сон исчезнет сам собою. Не претендуйте же на меня, если я повторю, что в такое время, какое мы переживаем, церемонии нужно сдать в архив.
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Право, маменька,
все смотрел. И как
начал говорить о литературе, то взглянул на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой
начать, — думаю, прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на
все услуги.
Хлестаков. Дурак! еще
начал высчитывать.
Всего сколько следует?
Сам Государев посланный // К народу речь держал, // То руганью попробует // И плечи с эполетами // Подымет высоко, // То ласкою попробует // И грудь с крестами царскими // Во
все четыре стороны // Повертывать
начнет.
«Бабенка, а умней тебя! — // Помещик вдруг осклабился // И
начал хохотать. — // Ха-ха! дурак!.. Ха-ха-ха-ха! // Дурак! дурак! дурак! // Придумали: господский срок! // Ха-ха… дурак! ха-ха-ха-ха! // Господский срок —
вся жизнь раба! // Забыли, что ли, вы: // Я Божиею милостью, // И древней царской грамотой, // И родом и заслугами // Над вами господин!..»