Неточные совпадения
—
Кажется, мы нынче смирно сидим… Ни румынов, ни греков, ни сербов, ни болгар — ничего за нами нет! пора бы
уж и нам милостивое слово сказать! — слышалось в одном углу.
— Ну, это
уж,
кажется, не тово… Этак, брат колбаса, ты, пожалуй, и вовсе нас в полон заберешь!
Вместо того чтоб уверять всуе, что вопрос о распределении
уже разрешен нами на практике, мне
кажется, приличнее было бы взглянуть в глаза Колупаевым и Разуваевым и разоблачить детали того кровопивственного процесса, которому они предаются без всякой опаски, при свете дня.
Казалось бы,
уж на что лучше: урвал кусок казенного пирога — и проваливай!
— Может быть! может быть! — задумчиво молвил Дыба, — мне самому, по временам,
кажется, что иногда мы считаем человека заблуждающимся, а он между тем давно
уже во всем принес оправдание и ожидает лишь случая, дабы запечатлеть… Как вы полагаете, ваше превосходительство? — обратился он к Удаву.
Уж на что,
кажется, повадлива румынская национальность, но и об ней обер-кельнеры умалчивают.
Уж на что,
кажется, проще: дани платить — ан и тут навстречу вопрос летит: а откуда ты их возьмешь?
Не говоря
уже об иностранцах и провинциялах, которые массами, с каждым из бесчисленных железнодорожных поездов, приливают сюда и буквально покидают улицу только для ночлега, даже коренной парижанин — и тот, с первого взгляда,
кажется исключительно предан фланерству.
Француз-буржуа хотя и не дошел еще до столбняка, но
уже настолько отяжелел, что всякое лишнее движение, в смысле борьбы, начинает ему
казаться не только обременительным, но и неуместным.
Г о л о с с о д н а. Ах,
уж так-то я нынче взопрела! так взопрела, что,
кажется, хоть выжми!
Уж на что,
кажется, добродушен Захар Иваныч, а посмотрите, как он распелся, как только напал на подходящий мотив!
Правда, были времена, когда кричали: да здравствует царь Горох! — но,
кажется, эти времена
уже не возвратятся.
Октябрь
уж начался, и признаки осени выказывались довольно явственно. Несколько дней сряду стояла переменная погода, солнце
показывалось накоротке, и ежели не наступили настоящие холода, то в воздухе
уже чувствовалась порядочная сырость. Тянуло на север, в печное тепло, за двойные рамы, в страну пирогов с грибами и держания языков за зубами… Хорошо там!
Но, сверх того, большинство из нас ещё помнит золотые времена, когда по всей Руси, из края в край, раздавалось: эй, Иван, платок носовой! Эй, Прохор, трубку! — и хотя, в течение последних двадцати лет, можно бы,
кажется,
уж сродниться с мыслью, что сапоги приходится надевать самолично, а все-таки эта перспектива приводит нас в смущение и порождает в наших сердцах ропот. Единственный ропот, который, не будучи предусмотрен в регламентах, пользуется привилегией: роптать дозволяется.
Однако он прошел, сделав вид, что не расслышал моего вопроса. Мне даже
показалось, что какая-то тень пробежала по его лицу. Минуту перед тем он мелькал по коридору, и на лице его,
казалось, было написано:
уж ежели ты мнена водку не дашь, так
уж после этого я и не знаю… Теперь же, благодаря моему напоминанию, он вдруг словно остепенился.
Все другие сидели смирно, безмолвно, — Самгину
казалось уже, что и от соседей его исходит запах клейкой сырости. Но раздражающая скука, которую испытывал он до рассказа Таисьи, исчезла. Он нашел, что фигура этой женщины напоминает Дуняшу: такая же крепкая, отчетливая, такой же маленький, красивый рот. Посмотрев на Марину, он увидел, что писатель шепчет что-то ей, а она сидит все так же величественно.
Неточные совпадения
Хлестаков. А, да я
уж вас видел. Вы,
кажется, тогда упали? Что, как ваш нос?
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то
уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет
уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и
уж,
кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький,
кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя
уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда будет. (Окидывает глазами комнату.)
Кажется, эта комната несколько сыра?
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это
уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам
покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как
уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма».
Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер,
кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.