Неточные совпадения
Вон мелькнули в окнах четыре фигуры за четвероугольным столом, предающиеся деловому отдохновению за карточным столом; вот из другого окна столбом валит дым, обличающий собравшуюся в доме веселую компанию приказных, а быть может, и сановников; вот послышался вам из соседнего дома смех, звонкий смех, от которого вдруг
упало в груди ваше юное сердце, и тут же, с ним рядом, произносится острота, очень хорошая острота, которую вы уж много раз слышали, но которая, в этот вечер, кажется вам особенно привлекательною, и вы не сердитесь, а как-то добродушно и ласково улыбаетесь ей.
Казалось бы, это ли не жизнь! А между тем все крутогорские чиновники, и в особенности супруги их, с ожесточением
нападают на этот город. Кто звал их туда, кто приклеил их к столь постылому для них краю? Жалобы на Крутогорск составляют вечную канву для разговоров; за ними обыкновенно следуют стремления в Петербург.
Этого и не бывало, чтоб под суд
попасть, или ревизии там какие-нибудь, как нынче, — все шло себе как по маслу.
— Обождать-то, для че не обождать, это все в наших руках, да за что ж я перед начальством в ответ
попаду? — судите сами.
Утонул ли кто в реке, с колокольни ли
упал и расшибся — все это ему рука.
— Вы, братцы, этого греха и на душу не берите, — говорит бывало, — за такие дела и под суд
попасть можно. А вы мошенника-то откройте, да и себя не забывайте.
И ведь не то чтоб эти дела до начальства не доходили: доходили, сударь, и изловить его старались, да не на того
напали — такие штуки отмачивал под носом у самого начальства, что только помираешь со смеху.
Только узнал он об этой
напасти загодя, от некоторого милостивца, и сидит себе как ни в чем не бывало.
Однако от начальства настояние, а об старухе какой-нибудь, безногой, докладывать не осмеливается. Вот и
нападет уже он под конец на странника заблудшего, так, бродягу бесталанного.
Как подходишь, где всему происшествию быть следует, так не то чтоб прямо, а бочком да ползком пробирешься, и сердце-то у тебя словно
упадет, и в роту сушить станет.
Видят парни, что дело дрянь выходит: и каменьями-то ему в окна кидали, и ворота дегтем по ночам обмазывали, и собак цепных отравливали — неймет ничего! Раскаялись. Пришли с повинной, принесли по три беленьких, да не на того
напали.
Только я будто
пал, сударь, на колени, и прошу, знаете, пощады.
—
Спят, мол; известно, мол, что им делать, как не
спать! ночью едем — в карете
спим, днем стоим — на квартере
спим.
Происходит смятение. Городничиха поспешает сообщить своему мужу, что приказные бунтуются, требуют водки, а водки, дескать, дать невозможно, потому что пот еще намеднись, у исправника, столоначальник Подгоняйчиков до того натенькался, что даже вообразил, что домой
спать пришел, и стал при всех раздеваться.
— Куда? ну, куда лезешь? — завопил Живновский, — эко рыло! мало ты
спишь! очумел, скатина, от сна! Рекомендую! — продолжал он, обращаясь ко мне. — Раб и наперсник! единственный обломок древней роскоши! хорош?
Прошка глядел на нас во все глаза и между тем, очевидно, продолжал
спать.
— Ну, теперь марш! можешь
спать! да смотри, у меня не зевать — понимаешь?
— Ре-ко-мен-да-цшо! А зачем, смею вас спросить, мне рекомендация? Какая рекомендация? Моя рекомендация вот где! — закричал он, ударя себя по лбу. — Да, здесь она, в житейской моей опытности! Приеду в Крутогорск, явлюсь к начальству, объясню, что мне нужно… ну-с, и дело в шляпе… А то еще рекомендация!.. Эй, водки и
спать! — прибавил он совершенно неожиданно.
Способности оказал он тут необыкновенные:
спит, бывало, исправник, не тужит, а он и людей опросит, и благодарность соберет, и все, как следует, исправит.
Исправника чуть паралич не пришиб;
упал на диван да так и не встает; однако отлили водой — очнулся.
Беспрестанно изобретай, да не то чтоб награду за остроумие получить, а будь еще в страхе: пожалуй, и под суд
попадешь.
И что всего грустнее, это страшное слово
падает не на здоровый организм, а на действительную рану, рану глубокую и вечно болящую.
Княжна
попала в Крутогорск очень просто.
К сожалению, хотя, быть может, и не без тайного расчета, выбор ее
пал на сумрачнейшую из крутогорских сплетниц, вдову умершего под судом коллежского регистратора, Катерину Дементьевну Шилохвостову.
И в самом деле, как бы ни была грязна и жалка эта жизнь, на которую слепому случаю угодно было осудить вас, все же она жизнь, а в вас самих есть такое нестерпимое желание жить, что вы с закрытыми глазами бросаетесь в грязный омут — единственную сферу, где вам представляется возможность истратить как
попало избыток жизни, бьющий ключом в вашем организме.
В руках у нее был конверт, и конверт этот, неизвестно по какой причине,
упал на пол.
Ваше сиятельство! куда вы
попали? что вы сделали? какое тайное преступление лежит на совести вашей, что какой-то Трясучкин, гадкий, оборванный, Трясучкин осмеливается взвешивать ваши девственные прелести и предпочитать им — о, ужас! — место станового пристава? Embourbèe! embourbèe! [запуталась! погрязла! (франц.)] Все воды реки Крутогорки не смоют того пятна, которое неизгладимо легло на вашу особу!
Княжна вдруг перестала плакать и пристально посмотрела на него. Техоцкий
упал на колени.
— Вы, верно,
спали? — спросил Василий Николаич хозяина.
—
Спали, — отвечал тот кротко.
— А ведь знаете, коли зовете вы к себе гостей, так спать-то уж и не годится.
— Вот пошла, например, нынче мода на взяточничество
нападать, — продолжает он.
Спят еще чиновники крутогорские, утомленные тянувшимся за полночь преферансом;
спят негоцианты, угоревшие от излишнего употребления с вечера водки и тенерифа; откупщик разметал на постели нежное свое тело, и снится ему сон…
— А слышал, Михей, что с Петрушкой с Порфирьевским намеднись случилось… Барин-от пришел, а он
спал на лавке, да вскочивши спросоньев, и ну в холодной печке кочергой мешать…
Был, сударь, он до того времени и татем и разбойником, не мало невинных душ изгубил и крови невинной пролиял, однако, когда посетила его благость господня, такая ли вдруг
напала на него тоска, что даже помышлял он руки на себя наложить.
Пришел он в лес дремучий, темный, неисходимый,
пал на землю и возрыдал многими слезами:"О прекрасная мати-пустыня! прими мя грешного, прелестью плотскою яко проказою пораженного!
Разбитной (к Налетову). Как, вы уж и в графы
попали! вот что значит дамский кавалер! (Хоробиткиной.) Так в чем же наша просьба, любезная Анна Ивановна?
Разбитной (возвращаясь). На охоте с лошади
упал, князь!
— «Ну, так и нет тебе разрешенья; вы, говорит, подьячие, все таковы: чуть
попал в столоначальники, уж и норовит икру метать.
Вот, говорит, намеднись сестра пишет, корова там у нее
пала — пять целковых послал; там брат, что в священниках, погорел — тому двадцать пять послал; нет, нет, брат, лучше и не проси!» С тем Чернищев-то и отъехал.
Одной обиды да наругательства сколько на твою голову
упадет! с пристани-то выедешь ровно обстрелянный.
«Ну, говорит, мы теперича пьяни; давай, говорит, теперича реку шинпанским поить!» Я было ему в ноги: «За что ж: мол, над моим добром наругаться хочешь, ваше благородие? помилосердуй!» И слушать не хочет… «Давай, кричит, шинпанского! дюжину! мало дюжины, цельный ящик давай! а не то, говорит, сейчас все твои плоты законфескую, и пойдешь ты в Сибирь гусей
пасти!» Делать-то нечего: велел я принести ящик, так он позвал, антихрист, рабочих, да и велел им вило-то в реку бросить.
Этот хошь, может, и больше пользы даст, да оно неспокойно; не ровен час, следствие или другая
напасть — всем рот-от не зажмешь.
Это все единственно, что без клопов
спать, без тараканов щи хлебать.
Странная, однако ж, вещь! Слыл я, кажется, когда-то порядочным человеком, водки в рот не брал, не наедался до изнеможения сил, после обеда не
спал, одевался прилично, был бодр и свеж, трудился, надеялся, и все чего-то ждал, к чему-то стремился… И вот в какие-нибудь пять лет какая перемена! Лицо отекло и одрябло; в глазах светится собачья старость; движения вялы; словесности, как говорит приятель мой, Яков Астафьич, совсем нет… скверно!
— Да помилуйте, за что ж я опять под ответственность
попасть должен?
Нечего делать, исполнил по желанию Ивана Никитича: не
попадать же ему, в самом деле, под ответственность из-за какой-то непонятной щепетильности.
В окнах действительно сделалось как будто тусклее; елка уже
упала, и десятки детей взлезали друг на друга, чтобы достать себе хоть что-нибудь из тех великолепных вещей, которые так долго манили собой их встревоженные воображеньица. Оська тоже полез вслед за другими, забыв внезапно все причиненные в тот вечер обиды, но ему не суждено было участвовать в общем разделе, потому что едва завидел его хозяйский сын, как мгновенно поверг несчастного наземь данною с размаха оплеухой.
—
Спят, чай… Намеднись тятька приговаривался, что свинью убить надо…
Я ложусь
спать, но и во сне меня преследует мальчуган, и вместе с тем какой-то тайный голос говорит мне:"Слабоумный и праздный человек! ты праздность и вялость своего сердца принял за любовь к человеку, и с этими данными хочешь найти добро окрест себя!