— Что станешь с ним, сударь, делать! Жил-жил, все радовался, а теперь вот
ко гробу мне-ка уж время, смотри, какая у нас оказия вышла! И чего еще
я, сударь, боюсь: Аким-то Кузьмич человек ноне вольной, так Кузьма-то Акимыч,
пожалуй, в купцы его выпишет, да и деньги-то мои все к нему перетащит… А ну, как он в ту пору, получивши деньги-то, отцу вдруг скажет:"
Я, скажет, папынька, много вами доволен, а денежки, дескать, не ваши, а мои… прощайте, мол, папынька!"Поклонится ему, да и вон пошел!
— Да что ж вы-то, любезненький, ничего не прикушаете? — обращается
ко мне Палагея Ивановна, — хошь бы тенерифцу
пожаловали или вот орешками с молодушками позабавились! А может, вам и скучненько со стариками-то?
Пожалуйте, барин, хошь в ту горницу: там наши молодухи сидят!
— Это только по-видимому, а в сущности, верьте
мне, все сердца
ко мне несутся… Они только опасаются моих разговоров с детьми, потому что дети — это такая неистощимая сокровищница для наблюдений за родителями, что человеку опытному и благонамеренному стоит только слегка запустить руку, чтоб вынуть оттуда целые пригоршни чистейшего золота!.. Иван Семеныч! Иван Семеныч! пожалуйте-ка сюда!