Старуха встала, глухо кашляя и злобно посматривая на меня. Она одною рукой уперлась об косяк двери, а другою держала себя за грудь, из которой вылетали глухие и отрывистые вопли. И долгое еще время, покуда я сидел у Мавры Кузьмовны, раздавалось по всему дому ее голошение, нагоняя на меня
нестерпимую тоску.
В
нестерпимой тоске, ежеминутно трепеща и удивляясь на самого себя, стеная и замирая попеременно, дожил он кое-как, запершись и лежа на диване, до одиннадцати часов утра следующего дня, и вот тут-то вдруг и последовал ожидаемый толчок, вдруг направивший его решимость.
Кое-как прожила я этот ужасный день. Вечер провела у Люды и ее седьмушек, но и словом не обмолвилась о своей ссоре с классом. Душу грызла
нестерпимая тоска. Я едва дождалась звонка, призывающего к вечерней молитве, и была почти счастлива, что можно, наконец, отправиться в дортуар и юркнуть в постель.
Возвращался он мимо Ивана Великого, поглядел на царь-пушку, поискал глазами царь-колокол и остановился.
Нестерпимую тоску почувствовал он в эту минуту.
Родственников она отыскивала. Оказалась какая то глухая старуха с племянницей, хворой девицей. С ними была бы
нестерпимая тоска жить в одной квартире, да и комнаты у них свободной нет. В общежитии не сразу найдешь вакансию; а если бы и нашлась — тоже не особенная сладость.
Неточные совпадения
Но странное дело, на него напала вдруг
тоска нестерпимая и, главное, с каждым шагом, по мере приближения к дому, все более и более нараставшая.
Тоска всего этого первого года каторги была
нестерпимая и действовала на меня раздражительно, горько.
Но на верхней площадке его
тоска возросла до такой
нестерпимой боли, что он вдруг, сам не сознавая, что делает, опрометью побежал вниз. В одну минуту он уже был на крыльце. Он ни на что не надеялся, ни о чем не думал, но он вовсе не удивился, а только странно обрадовался, когда увидел свою мать на том же самом месте, где за несколько минут ее оставил. И на этот раз мать должна была первой освободиться из лихорадочных объятий сына.
Было уже совсем темно, когда Арбузов вдруг вскочил и сел на кровати, охваченный чувством дикого ужаса и
нестерпимой физической
тоски, которая начиналась от сердца, переставшего биться, наполняла всю грудь, подымалась до горла и сжимала его.
Я часто говорил им, что я всё это давно уже прежде предчувствовал, что вся эта радость и слава сказывались мне еще на нашей земле зовущею
тоскою, доходившею подчас до
нестерпимой скорби; что я предчувствовал всех их и славу их в снах моего сердца и в мечтах ума моего, что я часто не мог смотреть, на земле нашей, на заходящее солнце без слез…