Неточные совпадения
Увидят, что человек-то дельный, так и поддадутся, да и
как еще: прежде по гривенке, может, просил, а тут — шалишь! по три пятака, дешевле не моги и думать.
Жил у нас в уезде купчина, миллионщик, фабрику имел кумачную, большие дела вел. Ну, хоть что хочешь, нет нам от него прибыли, да и только! так держит ухо востро, что на-поди. Разве только иногда чайком попотчует да бутылочку холодненького разопьет с нами — вот и вся корысть. Думали мы, думали,
как бы нам этого подлеца купчишку на дело натравить — не идет, да и все тут, даже зло взяло. А купец
видит это, смеяться не смеется, а так, равнодушествует, будто не замечает.
—
Как разорять!
видишь, следствие приехали делать, указ есть.
Слово за словом, купец
видит, что шутки тут плохие, хочь и впрямь пруд спущай, заплатил три тысячи, ну, и дело покончили. После мы по пруду-то маленько поездили, крючьями в воде потыкали, и тела, разумеется, никакого не нашли. Только, я вам скажу, на угощенье, когда уж были мы все выпивши, и расскажи Иван Петрович купцу,
как все дело было; верите ли, так обозлилась борода, что даже закоченел весь!
И точно, все пятеро полицейских и сам стряпчий собственными глазами
видели,
как Дмитрий Борисыч стал на колени, и собственными ушами слышали,
как он благим матом закричал: «секи же, коли так!»
Распорядившись таким образом, он поворотился к окну и
увидел на улицах такую грязь, что его собственные утки плавали в ней
как в пруде.
— Так-с, без этого нельзя-с. Вот и я тоже туда еду; бородушек этих, знаете, всех к рукам приберем! Руки у меня,
как изволите
видеть, цепкие, а и в писании сказано: овцы без пастыря — толку не будет. А я вам истинно доложу, что тем эти бороды мне любезны, что с ними можно просто, без церемоний… Позвал он тебя, например, на обед: ну, надоела борода — и вон ступай.
Другой смотрит в дело и
видит в нем фигу, а Порфирий Петрович сейчас заприметит самую настоящую «суть», — ну и развивает ее
как следует.
— Вы меня извините, Татьяна Сергеевна, — говорил он ей, — не от любопытства, больше от жажды просвещения-с, от желания усладить душу пером вашим — такое это для меня наслаждение
видеть,
как ваше сердечко глубоко все эти приятности чувствует… Ведь я по простоте, Татьяна Сергеевна, я ведь по-французскому не учился, а чувствовать, однако, могу-с…
Княжна знала,
какое количество ваты истребляет Надежда Осиповна, чтоб сделать свой бюст роскошным; знала, что Наталья Ивановна в грязь полезет, если
видит, что там сидит мужчина; что Петр Ермолаич только до обеда бывает человеком, а после обеда, вплоть до другого утра, не годится; что Федору Платонычу вчерашнего числа прислал полорецкий городничий свежей икры в презент; что Вера Евлампьевна, выдавая замуж свою дочь, вызывала зачем-то окружных из уездов.
Разговаривая с ней за ужином, я
вижу,
как этот взор беспрестанно косит во все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два куска жаркого вместо одного, или что лакеи на один из столов, где должно стоять кагорское, ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в рубль серебром.
—
Какой милый, прекрасный молодой человек! — продолжает Марья Ивановна,
видя, что Анфису Петровну подергивает судорога, — если б в Крутогорске были всё такие образованные молодые люди,
как приятно было бы служить моему Алексису!
— Вот-с, изволите
видеть, — подхватывает торопливо Харченко,
как будто опасаясь, чтобы Коловоротов или кто-нибудь другой не посягнул на его авторскую славу, — вот изволите
видеть: стоял один офицер перед зеркалом и волосы себе причесывал, и говорит денщику:"Что это, братец, волосы у меня лезут?"А тот, знаете, подумавши этак минут с пять, и отвечает:"Весною, ваше благородие, всяка скотина линяет…"А в то время весна была-с, — прибавил он, внезапно краснея.
Но танцам,
как и всему в мире, есть конец. Наступает страшная для Марьи Ивановны минута ужина, и я
вижу,
как она суетится около Василия Николаича, стараясь заранее заслужить его снисходительность.
Но Василий Николаич за все радушие хозяйки отплачивает самою черною неблагодарностью. Он тут же распускает слух, что собственными глазами
видел,
как собирали с полу упавшее с блюда желе и укладывали вновь на блюдо, с очевидным намерением отравить им гостей. Марья Ивановна терпит пытку, потому что гарнизонные офицеры, оставшиеся за штатом и больше всех других заслужившие право на ужин, в голодной тоске переглядываются друг с другом.
— Что, брат! — говорит Василий Николаич прапорщику Коловоротову, — видно, не заслужил! а мы вот,
видишь,
какую индейку тут кушаем!
— Да, это красиво, но у нас это величественно, это прекрасно! (франц.)] разница между этим зрелищем и теми, которые я когда-то имел случай
видеть, та же самая,
как между женщиной, которую мы называем не более
как миленькою, и женщиной…
—
Как, сударь, не видать? видал довольно, видал,
как и немощные крепость получали, и недужные исцелялися,
видел беса, из жены изгоняемого, слыхал звоны и гулы подземные, видал даже,
как озеро внезапно яко вихрем волнуемое соделывается, а ветру нет… Много я, сударь, видал!
— Обидит, сударь, это уж я
вижу, что беспременно обидит! Жалко, уж и
как жалко мне Иванушка! Пытал я тоже Кузьму-то Акимыча вразумлять!"Опомнись, мол, говорю, ты ли меня родил, или я тебя родил? Так за что ж ты меня на старости-то лет изобидеть хочешь!"
— В настоящее время, пришедши в преклонность моих лет, я, милостивый государь,
вижу себя лишенною пристанища. А
как я, с самых малых лет, имела к божественному большое пристрастие, то и хожу теперь больше по святым монастырям и обителям, не столько помышляя о настоящей жизни, сколько о жизни будущей…
Как же-с, были благородные свидетели: Павел Иваныч Техоцкий, Дмитрий Николаич Подгоняйчиков — все именно
видели,
как он с презрительным видом усмехнулся.
Живновский. Отчего не верить! вы, батюшка, меня об этом спросите,
как благородные люди на эти удовольствия проживаются! Я сам, да, сам, вот
как вы
видите!.. ну, да что об этом вспоминать… зато пожили, сударь!..
Разбитной. Ну, вот
видите, о
каких пустяках вы утруждаете его сиятельство!
Забиякин. Засвидетельствовав,
как я сказал, нанесенное мне оскорбление, я пошел к господину полицеймейстеру… Верьте, князь, что не будь я дворянин, не будь я, можно сказать, связан этим званием, я презрел бы все это… Но,
как дворянин, я не принадлежу себе и в нанесенном мне оскорблении
вижу оскорбление благородного сословия, к которому имею счастие принадлежать! Я слишком хорошо помню стихи старика Державина...
Змеищев. Знаю, знаю; я сегодня
видел твою невесту: хорошенькая. Это ты хорошо делаешь, что женишься на хорошенькой. А то вы, подьячие, об том только думаете, чтоб баба была; ну, и наплодите там черт знает
какой чепухи.
Бобров.
Видел,
как же; у него все кончено; на свадьбу пятьдесят целковых дали; он меня и в дружки звал; я, говорит, все сделаю отменным манером.
Марья Гавриловна. Ладно, ладно, ступай-ка! там еще
увидим,
как это ты меня задушишь! Вишь, храбрец! откуда это выехать изволили! (Скопищеву.) А ты, борода, у меня припомнишь, припомнишь, припомнишь!
А об мужичках и говорить нече; случалось мне самолично
видеть,
как иной по месяцу ходит за каким-нибудь целковым, и все решенья получить не может.
Ижбурдин. А кто его знает! мы об таком деле разве думали? Мы вот
видим только, что наше дело к концу приходит, а
как оно там напредки выдет — все это в руце божией… Наше теперича дело об том только думать,
как бы самим-то нам в мире прожить, беспечальну пробыть. (Встает.) Одначе, мы с вашим благородием тутотка забавляемся, а нас, чай, и бабы давно поди ждут… Прощенья просим.
Произведения его фабрик, его промышленности первенствуют на всех рынках; нет нужды, что он сам одет в рубище: он
видит только, что его торговля овладела целым миром, все ему удивляются, все завидуют, и вот, в порыве законной гордости, он восклицает:"О,
какой я богатый, довольный и благоденствующий народ!"
Я смотрю внимательнее в окно и
вижу, что действительно какие-то два мальчика подрались, и один из них,
как должно полагать но его оскорбленному лицу, испускает пронзительнейшие стоны.
Я еще вчера явственно слышал,
как жаворонок, только что прилетевший с юга, бойко и сладко пропел мне эту славную весть, от которой сердце мое всегда билось какою-то чуткою надеждой. Я еще вчера
видел,
как добрая купчиха Палагея Ивановна хлопотала и возилась, изготовляя несчетное множество куличей и пасх, окрашивая сотни яиц и запекая в тесте десятки окороков.
Нет сомненья, что она и во мне
видит одного из толпы «несчастненьких», что она охотно полюбила бы меня,
как любит своих сироток, если бы я, на мое несчастие, не был чиновником.
Меня усаживают подле старика, хотя мне скорее желалось бы побыть с молодушками; с другой стороны, молодушки, по всем вероятиям, подметили мою кислую физиономию, потому что я
вижу,
как они смеются втихомолку.
— Нет, я этого не скажу, чтоб он сам по себе хуже был, потому что и сам смекаю, что Михайло Трофимыч все-таки хороший человек, а вот изволите ли
видеть, ваше благородие, не умею я
как это объясниться вам, а есть в нем что-то неладное.
Тому хочь и предписано, да если он
видит, что и впрямь торговцу-то тесно, так и в предписании-то отыщет такую мякоть, что все пойдет
как будто по-прежнему.
Слова нет, надо между ними вводить какие-нибудь новости, чтоб они
видели, что тут есть заботы, попечения, и все это, знаете, неусыпно, — но
какие новости? Вот я, например, представил проект освещения изб дешевыми лампами. Это и само по себе полезно, и вместе с тем удовлетворяет высшим соображениям, потому что l’armée, mon cher, demande des soldats bien portants, [армия, дорогой мой, требует здоровых солдат (франц.).] а они там этой лучиной да дымом бог знает
как глаза свои портят.
Скажите же на милость,
каким тут образом не сделаться желчным человеком, когда кругом себя
видишь только злоупотребления или такое нахальное самодовольство, от которого в груди сердце воротит!..
— А потом, верно, и тебя
увидел, да за уши из-под кресла и вытащил? Ну, теперь отвечай:
какая на тебе рубашка?
— Вы чего смеетесь, бесенята? Женись, брат, женись! Если хочешь кататься
как сыр в масле и если сознаешь в себе способность быть сыром, так это именно масло — супружеская жизнь!
Видишь,
каких бесенят выкормили, да на этом еще не остановимся!..
— Вот
видишь,
как он добр! он ведь знает, что ты его не любишь и не хочешь даже занять его, а между тем все-таки навещает нас!
И надобно
видеть,
как он принимается иногда поучать меня — ну, точь-в-точь он патриарх, а я малый ребенок, который, кроме «папы» да «мамы», говорить ничего не умеет… так, знаешь, благосклонно, не сердясь.
Нужно было
видеть,
как рассыпался перед ней Крутицын!
— А ведь мизерный-то
какой! Я раз, знаете, собственными глазами из окна
видел,
как он там распоряжаться изволил… Привели к нему мужика чуть не в сажень ростом; так он достать-то его не может, так даже подпрыгивает от злости…"Нагибайся!" — кричит. Насилу его уняли!..
— Que voulez-vous que je fasse! — обратился ко мне Буеракин, — се n’est pas un homme, c'est une conviction, voyez-vous! [Что прикажете делать! это не человек, это убеждение,
как вы
видите! (франц.)]
— И надо было
видеть,
как она любила меня! этак могут любить только француженки! обовьется, бывало, около меня — и не выпускает…
Как ни говорите, а свобода все-таки лучшее достояние человека, и потому
как бы ни было велико преступление, совершенное им, но лишение, которое его сопровождает, так тяжело и противоестественно само по себе, что и самый страшный злодей возбуждает чаше сожаление, коль скоро мы
видим его в одежде и оковах арестанта.
Нам дела нет до того, что такое этот человек, который стоит перед нами, мы не хотим знать,
какая черная туча тяготеет над его совестью, — мы
видим, что перед нами арестант, и этого слова достаточно, чтоб поднять со дна души нашей все ее лучшие инстинкты, всю эту жажду сострадания и любви к ближнему, которая в самом извращенном и безобразном субъекте заставляет нас угадывать брата и человека со всеми его притязаниями на жизнь человеческую и ее радости и наслаждения [67].
Только выспавшись и
увидевши подле себя Парашку уж мертвую, я будто очнулся и начал тут припоминать все,
как было.
— Вашему высокоблагородию известно, что, собственно, от моей невинности-с; по той причине, что можно и голубицу оклеветать, и чрез это лишить общества образованных людей… Однако сам господин становой
видели мою невинность и оправдали меня, потому
как я единственно из-за своей простоты страдаю-с…