Неточные совпадения
Совершенную противоположность
с Порфирием Владимирычем представлял
брат его, Павел Владимирыч.
Даже на письмо Арины Петровны,
с извещением о смерти сестрицы Анны Владимировны, оба
брата отозвались различно.
— Только не про меня — так, что ли, хочешь сказать? Да, дружище, деньжищ у нее — целая прорва, а для меня пятака медного жаль! И ведь всегда-то она меня, ведьма, ненавидела! За что? Ну, да теперь,
брат, шалишь!
с меня взятки-то гладки, я и за горло возьму! Выгнать меня вздумает — не пойду! Есть не даст — сам возьму! Я,
брат, отечеству послужил — теперь мне всякий помочь обязан! Одного боюсь: табаку не будет давать — скверность!
— Да,
брат, у нас мать — умница! Ей бы министром следовало быть, а не в Головлеве пенки
с варенья снимать! Знаешь ли что! Несправедлива она ко мне была, обидела она меня, — а я ее уважаю! Умна, как черт, вот что главное! Кабы не она — что бы мы теперь были? Были бы при одном Головлеве — сто одна душа
с половиной! А она — посмотри, какую чертову пропасть она накупила!
— И не знаю,
брат, как сказать. Говорю тебе: все словно как во сне видел. Может, она даже и была у меня, да я забыл. Всю дорогу, целых два месяца — ничего не помню! А
с тобой, видно, этого не случалось?
— Чаем одним наливаешься? Нехорошо,
брат; оттого и брюхо у тебя растет.
С чаем надобно тоже осторожно: чашку выпей, а сверху рюмочкой прикрой. Чай мокруту накопляет, а водка разбивает. Так, что ли?
— Ну,
брат казначей, ты уж и расплачивайся за меня, а я пойду на сеновал
с Храповицким поговорить!
— И куда она экую прорву деньжищ девает! — удивлялся он, досчитываясь до цифры
с лишком в восемьдесят тысяч на ассигнации, —
братьям, я знаю, не ахти сколько посылает, сама живет скаредно, отца солеными полотками кормит… В ломбард! больше некуда, как в ломбард кладет.
— Покуда — живи! — сказала она, — вот тебе угол в конторе, пить-есть будешь
с моего стола, а на прочее — не погневайся, голубчик! Разносолов у меня от роду не бывало, а для тебя и подавно заводить не стану. Вот
братья ужо приедут: какое положение они промежду себя для тебя присоветуют — так я
с тобой и поступлю. Сама на душу греха брать не хочу, как
братья решат — так тому и быть!
И вот теперь он
с нетерпением ждал приезда
братьев. Но при этом он совсем не думал о том, какое влияние будет иметь этот приезд на дальнейшую его судьбу (по-видимому, он решил, что об этом и думать нечего), а загадывал только, привезет ли ему
брат Павел табаку и сколько именно.
— Не знаю… Может быть, во мне нет этого великодушия… этого, так сказать, материнского чувства… Но все как-то сдается: а что, ежели
брат Степан, по свойственной ему испорченности, и
с этим вторым вашим родительским благословением поступит точно так же, как и
с первым?
— Огурчики-то,
брат, нынче не удались! Корявые да
с пятнами — нет настоящего огурца, да и шабаш! Видно, прошлогодними будем питаться, а нынешние — в застольную, больше некуда!
«Вчера утром постигло нас новое, ниспосланное от Господа испытание: сын мой, а твой
брат, Степан, скончался. Еще
с вечера накануне был здоров совершенно и даже поужинал, а наутро найден в постеле мертвым — такова сей жизни скоротечность! И что всего для материнского сердца прискорбнее: так, без напутствия, и оставил сей суетный мир, дабы устремиться в область неизвестного.
«Ах,
брат!
брат! не захотел ты
с нами пожить!» — восклицает он, выходя из-за стола и протягивая руку ладонью вверх под благословение батюшки.
— А-а-ах!
брат,
брат! Я к тебе
с лаской да
с утешением, а ты… какое ты слово сказал! А-а-ах, грех какой! И как это язык у тебя, дружок, повернулся, чтоб этакое слово родному
брату сказать! Стыдно, голубчик, даже очень стыдно! Постой-ка, я лучше подушечку тебе поправлю!
— Вот ты меня бранишь, а я за тебя Богу помолюсь. Я ведь знаю, что ты это не от себя, а болезнь в тебе говорит. Я,
брат, привык прощать — я всем прощаю. Вот и сегодня — еду к тебе, встретился по дороге мужичок и что-то сказал. Ну и что ж! и Христос
с ним! он же свой язык осквернил! А я… да не только я не рассердился, а даже перекрестил его — право!
— А ведь я,
брат, об деле
с тобой поговорить приехал, — сказал он, усаживаясь в кресло, — ты меня вот бранишь, а я об душе твоей думаю. Скажи, пожалуйста, когда ты в последний раз утешение принял?
— Прощай, друг! не беспокойся! Почивай себе хорошохонько — может, и даст Бог! А мы
с маменькой потолкуем да поговорим — может быть, что и попридумаем! Я,
брат, постненького себе к обеду изготовить просил… рыбки солененькой, да грибков, да капустки — так ты уж меня извини! Что? или опять надоел? Ах,
брат,
брат!.. ну-ну, уйду, уйду! Главное, мой друг, не тревожься, не волнуй себя — спи себе да почивай! Хрр… хрр… — шутливо поддразнил он в заключение, решаясь наконец уйти.
— Так мы вот что сделаем! — умилился Иудушка, — мы хозяйский-то прибор незанятым оставим! Как будто
брат здесь невидимо
с нами сотрапезует… он хозяин, а мы гостями будем!
— Постой, попридержи свои дерзости, дай мне досказать. Что это не одни слова — это я тебе сейчас докажу… Итак, я тебе давеча сказал: если ты будешь просить должного, дельного — изволь, друг! всегда готов тебя удовлетворить! Но ежели ты приходишь
с просьбой не дельною — извини,
брат! На дрянные дела у меня денег нет, нет и нет! И не будет — ты это знай! И не смей говорить, что это одни «слова», а понимай, что эти слова очень близко граничат
с делом.
— А коли затем только, так напрасно трудился. Уезжай,
брат! Эй, кто там? велите-ка для молодого барина кибитку закладывать. Да цыпленочка жареного, да икорки, да еще там чего-нибудь… яичек, что ли… в бумажку заверните. На станции,
брат, и закусишь, покуда лошадей подкормят.
С Богом!
— Что? не понравилось? Ну, да уже не взыщи — я,
брат, прямик! Неправды не люблю, а правду и другим выскажу, и сам выслушаю! Хоть и не по шерстке иногда правда, хоть и горьконько — а все ее выслушаешь! И должно выслушать, потому что она — правда. Так-то, мой друг! Ты вот поживи-ка
с нами да по-нашему — и сама увидишь, что так-то лучше, чем
с гитарой
с ярмарки на ярмарку переезжать.
— То-то! еще вчера я смотрю — поджимаешься ты! Ходит, хвостом вертит — словно и путевая! Да ведь меня,
брат, хвостами-то не обманешь! Я на пять верст вперед ваши девичьи штуки вижу! Ветром, что ли, надуло?
с которых пор? Признавайся! сказывай!
С юных лет сгорала она холопским честолюбием, и во сне и наяву бредила, как бы господам послужить да над своим
братом покомандовать — и все неудачно.
И жаль расстаться
с тобой, а делать,
брат, нечего!
— Чудак, братец, ты! Это уж не я, а цифра говорит… Наука, братец, такая есть, арифметикой называется… уж она,
брат, не солжет! Ну, хорошо,
с Уховщиной теперь покончили; пойдем-ка,
брат, в Лисьи Ямы, давно я там не бывал! Сдается мне, что мужики там пошаливают, ой, пошаливают мужики! Да и Гаранька-сторож… знаю! знаю! Хороший Гаранька, усердный сторож, верный — это что и говорить! а все-таки… Маленько он как будто сшибаться стал!
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться
с другими: я,
брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Хлестаков.
С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу.
С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что,
брат Пушкин?» — «Да так,
брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.
С утра встречались странникам // Все больше люди малые: // Свой
брат крестьянин-лапотник, // Мастеровые, нищие, // Солдаты, ямщики. // У нищих, у солдатиков // Не спрашивали странники, // Как им — легко ли, трудно ли // Живется на Руси? // Солдаты шилом бреются, // Солдаты дымом греются — // Какое счастье тут?..
— // Вдруг вставил слово грубое // Еремин,
брат купеческий, // Скупавший у крестьян // Что ни попало, лапти ли, // Теленка ли, бруснику ли, // А главное — мастак // Подстерегать оказии, // Когда сбирались подати // И собственность вахлацкая // Пускалась
с молотка.
Как
с игры да
с беганья щеки // разгораются, // Так
с хорошей песенки духом // поднимаются // Бедные, забитые…» Прочитав // торжественно //
Брату песню новую (
брат сказал: // «Божественно!»), // Гриша спать попробовал.