— Так… так… знала я, что ты это присоветуешь. Ну хорошо. Положим, что сделается по-твоему. Как ни несносно мне будет ненавистника моего всегда подле себя видеть, — ну, да видно пожалеть обо мне некому. Молода была — крест несла, а старухе и подавно от креста отказываться
не след. Допустим это, будем теперь об другом говорить. Покуда мы с папенькой живы — ну и он будет жить в Головлеве, с голоду не помрет. А потом как?
— Чего не можно! Садись! Бог простит! не нарочно ведь, не с намерением, а от забвения. Это и с праведниками случалось! Завтра вот чем свет встанем, обеденку отстоим, панихидочку отслужим — все как следует сделаем. И его душа будет радоваться, что родители да добрые люди об нем вспомнили, и мы будем покойны, что свой долг выполнили. Так-то, мой друг. А горевать
не след — это я всегда скажу: первое, гореваньем сына не воротишь, а второе — грех перед Богом!
Неточные совпадения
Жизнь до такой степени истрепала его, что
не оставила на нем никакого признака дворянского сына, ни малейшего
следа того, что и он был когда-то в университете и что и к нему тоже было обращено воспитательное слово науки.
— Зачем мне тебя притеснять, друг мой, я мать тебе! Вот Порфиша: и приласкался и пожалел — все как
след доброму сыну сделал, а ты и на мать-то путем посмотреть
не хочешь, все исподлобья да сбоку, словно она —
не мать, а ворог тебе!
Не укуси, сделай милость!
— Ну, голубчик, с тобой — после! — холодно оборвала его Арина Петровна, — ты, я вижу, по Степкиным
следам идти хочешь… ах,
не ошибись, мой друг! Покаешься после — да поздно будет!
Прошло
не больше десяти лет с тех пор, как мы видели их, а положения действующих лиц до того изменились, что
не осталось и
следа тех искусственных связей, благодаря которым головлевская семья представлялась чем-то вроде неприступной крепости.
Вообще это был человек, который пуще всего сторонился от всяких тревог, который по уши погряз в тину мелочей самого паскудного самосохранения и которого существование, вследствие этого, нигде и ни на чем
не оставило после себя
следов.
Влияние этого ощущения свободы было так сильно, что когда она вновь посетила воплинское кладбище, то в ней уже
не замечалось и
следа той нервной чувствительности, которую она обнаружила при первом посещении бабушкиной могилы.
Особа эта, никем
не встреченная, вприскочку побежала на девичье крыльцо, и через несколько секунд уж слышно было, как хлопнула в девичьей дверь, а
следом за этим опять хлопнула другая дверь, а затем во всех ближайших к выходу комнатах началась ходьба, хлопанье и суета.
От сестры Аннинька отправилась уже
не в гостиницу, а на свою квартиру, маленькую, но уютную и очень мило отделанную. Туда же
следом за ней вошел и Кукишев.
Вдохнув в себя воздух расширенными ноздрями, она тотчас же почувствовала, что
не следы только, а они сами были тут, пред нею, и не один, а много.
— Коли послушаешь тебя, что ты завсе без ума болтаешь, — заметила она, — так Богу-то в это дело и мешаться
не след. Пускай, мол, господин рабов истязает, зато они венцов небесных сподобятся!
— Может, и будет, да говорить-то об этом
не след, Степан Романыч, — нравоучительно заметил старик. — Не таковское это дело…
Неточные совпадения
Случилось дело дивное: // Пастух ушел; Федотушка // При стаде был один. // «Сижу я, — так рассказывал // Сынок мой, — на пригорочке, // Откуда ни возьмись — // Волчица преогромная // И хвать овечку Марьину! // Пустился я за ней, // Кричу, кнутищем хлопаю, // Свищу, Валетку уськаю… // Я бегать молодец, // Да где бы окаянную // Нагнать, кабы
не щенная: // У ней сосцы волочились, // Кровавым
следом, матушка. // За нею я гнался!
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки.
Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а
следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Благотворная сила его действий была неуловима, ибо такие мероприятия, как рукопожатие, ласковая улыбка и вообще кроткое обращение, чувствуются лишь непосредственно и
не оставляют ярких и видимых
следов в истории.
Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи; впоследствии же оказалась сестрою Марата [Марат в то время
не был известен; ошибку эту, впрочем, можно объяснить тем, что события описывались «Летописцем», по-видимому,
не по горячим
следам, а несколько лет спустя.
Но так как он вслед за тем умылся, то, разумеется,
следов от бесчестья
не осталось никаких.