Неточные совпадения
Дорога от М. до Р. идет семьдесят верст проселком.
Дорога тряска и мучительна; лошади сморены, еле живы; тарантас сколочен на живую нитку; на половине
дороги надо часа три кормить. Но на этот раз
дорога была для меня поучительна. Сколько раз проезжал я по ней, и никогда ничто не поражало меня:
дорога как
дорога, и лесом идет, и перелесками, и полями, и болотами. Но вот лет десять, как я не был на родине, не был
с тех пор, как помещики взяли в руки гитары и запели...
В «почтовой гостинице», когда-то бойкой и оживленной,
с проведением железной
дороги все напоминало о запустении.
Кстати: говоря о безуспешности усилий по части насаждения русской бюрократии, я не могу не сказать несколько слов и о другом, хотя не особенно
дорогом моему сердцу явлении, но которое тоже играет не последнюю роль в экономии народной жизни и тоже прививается
с трудом. Я разумею соглядатайство.
— Он самый-с. В земстве-с, да-с. Шайку себе подобрал… разночинцев разных… все места им роздал, — ну, и держит уезд в осаде. Скоро дождемся, что по большим
дорогам разбойничать будут. Артели, банки, каммуны… Это дворянин-с! Дворянин, сударь, а какими делами занимается! Да вот батюшка лучше меня распишет!
Когда давеча Николай Осипыч рассказывал, как он ловко мужичков окружил, как он и в
С., и в Р. сеть закинул и довел людей до того, что хоть задаром хлеб отдавай, — разве Осип Иваныч вознегодовал на него? разве он сказал ему:"Бездельник! помни, что мужику точно так же
дорога его собственность, как и тебе твоя!"? Нет, он даже похвалил сына, он назвал мужиков бунтовщиками и накричал
с три короба о вреде стачек, отнюдь, по-видимому, не подозревая, что «стачку», собственно говоря, производил он один.
Всякий являлся на арену купли,
с головы до ног вооруженный темными подозрениями, и потому не шел прямою
дорогой к делу, но выбирал окольные пути.
С полчаса мы ехали
дорогою, потом свернули в сторону и поехали целиком по луговине, там и сям усеянной небольшими куртинами березника, перемешанного
с осиною.
— Это так точно-с! Однако, вот хоть бы ваша милость! говорите вы теперича мне: покажи, мол, Федор, Филипцево! Смею ли я, примерно, не показать? Так точно и другой покупщик: покажи, скажет, Федор, Филипцево, — должен ли я, значит, ему удовольствие сделать? Стало быть, я и показываю. А можно, пожалуй, и по-другому показать… но, но! пошевеливай! — крикнул он на коня, замедлившего ход на
дороге, усеянной целым переплетом древесных корней.
Через пять минут мы опять выехали на торную
дорогу,
с которой уже нельзя было своротить, потому что по обеим ее сторонам стояла сплошная стена высоких и толстых елей.
Когда мы вошли (было около двух часов утра), то глазам нашим представилась следующая картина: Марья Потапьевна, в прелестнейшем дезабилье из какой-то неслыханно
дорогой материи, лежала
с ножками на кушетке и играла кистями своего пеньюара; кругом на стульях сидело четверо военных и один штатский.
Признаюсь откровенно, в эту минуту я именно только об этом и помнил. Но делать было нечего: пришлось сойти
с ослов и воспользоваться гостеприимством в разбойничьем приюте. Первое, что поразило нас при входе в хижину, — это чистота, почти запустелость, царствовавшая в ней. Ясное дело, что хозяева, имея постоянный промысел на большой
дороге, не нуждались в частом посещении этого приюта. Затем, на стенах было развешано несколько ружей, которые тоже не предвещали ничего доброго.
Почтовые
дороги обсадил по бокам березками, почтовые станции выстроил
с иголочки, хлебные запасные магазины пополнил, недоимки взыскал, для губернского города выписал новую пожарную трубу, а для губернской типографии новый шрифт.
Вместе
с первым слухом о железных
дорогах появились и личности из местных прасолов, кабатчиков, бывших приказчиков, бурмистров и прочего деревенского делового люда, которые начали неутомимо разъезжать на беговых дрожках от помещика к помещику, предлагая свое содействие по устройству ликвидации.
Всякая деньга — его деньга: и та, которая у тебя в кармане тщетно хоронится от его прозорливости, и та, которая скрывается в груди, в мышцах, в спине вот у этого прохожего, который
с пилой да
с заступом на плече пробирается путем-дорогой на промысел.
Итак, всякий хочет жить — вот общий закон. Если при этом встречаются на пути краеугольные камни, то стараются умненько их обойти. Но
с места их все-таки не сворачивают, потому что подобного рода камень может еще и службу сослужить. А именно: он может загородить
дорогу другим и тем значительно сократить размеры жизненной конкуренции. Стало быть: умелый пусть пользуется, неумелый — пусть колотится лбом о краеугольные камни. Вот и всё.
На другой день,
с почтовым поездом, я возвращался в Петербург.
Дорогой я опять слышал «благонамеренные речи» и мчался дальше и дальше,
с твердою надеждой, что и впредь, где бы я ни был, куда бы ни кинула меня судьба, всегда и везде будут преследовать меня благонамеренные речи…
Оспоривайте русское происхождение Микулы Селяниновича! но сохраните девиц, глядящих на большую
дорогу, по которой имеют обыкновение приезжать кавалеры, и дам, выходящих на борьбу
с адюльтером!
— A d'autres, mon cher! Un vieux sournois, comme moi, ne se laisse pas tromper si facilement. [Говори это другим, мой
дорогой! Старую лисицу вроде меня не так-то легко провести (франц.)] Сегодня к вам лезут в глаза
с какою-нибудь Медико-хирургическою академиею, а завтра на сцену выступит уже вопрос об отношениях женщины к мужчине и т. д. Connu! [Знаем! (франц.)]
Двадцать первого июля, накануне своих именин, Марья Петровна Воловитинова
с самого утра находится в тревожном ожидании. Она лично надзирает за тем, как горничные убирают комнаты и устроивают постели для
дорогих гостей.
Кончивши
с поваром, Марья Петровна призывает садовника, который приходит
с горшками, наполненными фруктами. Марья Петровна раскладывает их на четыре тарелки, поровну на каждую, и в заключение, отобрав особо самые лучшие фрукты, отправляется
с ними по комнатам
дорогих гостей. Каждому из них она кладет в потаенное место по нескольку отборных персиков и слив, исключая Сенечки, около комнаты которого Марья Петровна хотя и останавливается на минуту, как бы в борении, но выходит из борьбы победительницей.
Марья Петровна терпеть не могла, когда к ней лезли
с нежностями, и даже целование руки считала хотя необходимою, но все-таки скучною формальностью; напротив того, Сенечка, казалось, только и спал и видел, как бы влепить мамаше безешку взасос, и шагу не мог ступить без того, чтобы не сказать:"Вы, милая маменька", или:"Вы, добрый друг, моя
дорогая маменька".
Ты просто бесишь меня. Я и без того измучен, почти искалечен дрянною бабенкою, а ты еще пристаешь
с своими финесами да деликатесами, avec tes blagues? [со своими шутками (франц.)] Яраскрываю твое письмо, думая в нем найти дельныйсовет, а вместо того, встречаю описания каких-то «шелковых зыбей» да «masses de soies et de dentelles». Connu, ma chere! [массы шелка и кружев. Знаем мы все это,
дорогая! (франц.)] Спрашиваю тебя: на кой черт мне все эти dentell'и, коль скоро я не знаю, что они собою прикрывают!
Морозно; окрестность тихо цепенеет; несмотря на трудную,
с лишком тридцативерстную станцию, обындевевшая тройка, не понуждаемая ямщиком, вскачь летит по
дороге; от быстрой езды и лютого мороза захватывает дух.
Прежде по проезжим
дорогам везде встречались постоялые дворы, где можно было найти хоть теплую отдельную комнату и,
с помощью привезенных
с собою приспособлений, устроить кой-какой невзыскательный комфорт.
— Всенепременно-с, ежели такая ваша милость будет. Я, сударыня, вчера утром фонтанель на обеих руках открыл, так боюсь: дорогой-то в шубе сидишь, как бы не разбередить.
Не знаю, как это случилось, но через неделю я был уже в
дороге, а еще через два дня — в том самом Чемезове,
с которым я уже столько раз знакомил читателя.
Можно ли, например, оспоривать, что чебоксарская подоплека добротнее французской? не будет ли это противно тем инстинктам отечестволюбия, которые так
дороги моему сердцу? не рассердит ли это, наконец, Плешивцева, который хоть и приятель, а вдруг возьмет да крикнет: «Караул! измена?!» И ничего ты
с ним не поделаешь, потому что он крепко стоит на чебоксарской почве, а ты колеблешься!
И большая часть их впоследствии воротилась домой из-под Нижнего, воротилась спившаяся
с круга, без гроша денег, в затасканных до дыр ополченках,
с одними воспоминаниями о виденных по бокам столбовой
дороги странах света.
Погудин направился было к передней, но
с половины
дороги вернулся.