Неточные совпадения
Жена содержателя двора, почтенная и деятельнейшая
женщина,
была в избе одна, когда мы приехали; прочие члены семейства разошлись: кто на жнитво, кто на сенокос. Изба
была чистая, светлая, и все в ней глядело запасливо, полною чашей. Меня накормили отличным ситным хлебом и совершенно свежими яйцами. За чаем зашел разговор о хозяйстве вообще и в частности об огородничестве, которое в здешнем месте считается главным и почти общим крестьянским промыслом.
А у соседнего домика смех и визг. На самой улице девочки играют в горелки, несутся взапуски, ловят друг друга. На крыльце сидят мужчина и
женщина, должно
быть, отец и мать семейства.
— Этакой случай
был — и упустил. Дурак! — укоряет
женщина.
Осип Иваныч войдет во вкус и не станет смотреть, «утробиста» ли
женщина или не «утробиста», а
будет подмечать только, как она"виляет хвостом".
Игра в государственные подростки составляла лишь малую часть его существования; большая часть последнего
была посвящена
женщинам, обжорству и вину.
Скажите, какой вред может произойти от того, что в Петербурге, а
быть может, и в Москве, явится довольно компактная масса
женщин, скромных, почтительных, усердных и блюдущих казенный интерес,
женщин, которые, встречаясь друг с другом, вместо того чтоб восклицать:"Bonjour, chere mignonne! [Здравствуйте, милочка! (франц.)] какое вчера на princesse N. [на княгине N. (франц.)] платье
было!" —
будут говорить: «А что, mesdames, не составить ли нам компанию для защиты Мясниковского дела?»
Мы даже приблизительно не можем определить, каким образом
женщина обработала бы, например, Мясниковское дело, и не чище ли
была бы ее работа против той мужской, которую мы знаем.
Во-вторых, мы забываем, что определение степени чистоты работы должно
быть вполне предоставлено давальцам: не станет
женщина чисто работать — растеряет давальцев.
Но, кроме того, я уверен, что тут-то именно, то
есть в среде
женщин, которым позволено,я и нашел бы для себя настоящую опору, настоящих столбов.
Я представляю себе, что я начальник (опять-таки, как русский Гамбетта, я не могу представить себе, чтоб у какого бы то ни
было вопроса не имелось подлежащего начальника) и что несколько десятков
женщин являются утруждать меня по части улучшения женского быта.
— Всё! и эта дерзкая назойливость (ces messieurs et ces dames ne demandent pas, ils commandent! [эти господа и дамы не просят, они приказывают (франц.)]), и это полупрезрительное отношение к авторитету благоразумия и опытности, и, наконец, это поругание всего, что
есть для
женщины драгоценного и святого! Всё!
— Страшно! — продолжал он между тем, — не за нихстрашно (les pauvres, elles ont l'air si content en debitant leurs mesquineries, qu'il serait inutile de les plaindre! [бедняжки, они с таким довольным видом излагают свои скудные мысли, что
было бы бесполезно их жалеть! (франц.)]), но за
женщину!
— Это дерзость-с, а дерзость
есть уже неблагонамеренность."
Женщина порабощена"!
Женщина! этот живой фимиам! эта живая молитва человека к богу! Она — «порабощена»! Кто им это сказал? Кто позволил им это говорить?
— Они хотят извратить характер
женщины — excusez du peu! [подумать только! (франц.)] Представь себе, что они достигнут своей цели, что все
женщины вдруг разбредутся по академиям, по университетам, по окружным судам… что тогда
будет? OЫ sera le plaisir de la vie? [В чем
будет радость жизни? (франц.)] Что станется с нами? с тобой, со мной, которые не можем существовать без того, чтоб не баловатьженщину?
В самом деле, что станется со мной, если
женщины будут пристроены к занятию?
А вот эта
женщина не может
быть названа «добродетельною», потому что не могла устоять перед настойчивостью одного землемера…
Женщина, и в особенности хорошенькая, имеет право
быть капризною — это ее привилегия.
Но когда мы выходим из нашей келейности и с дерзостью начинаем утверждать, что разговор об околоплодной жидкости
есть единственный достойный
женщины разговор — alors la police intervient et nous dit: halte-la, mesdames et messieurs! respectons la morale et n'embetons pas les passants par des mesquineries inutiles! [тогда вмешивается полиция и говорит нам: стойте-ка, милостивые государыни и милостивые государи! давайте уважать нравственность и не
будем досаждать прохожим никчемными пустяками! (франц.)]
— Да помилуй, мой друг! — вымолвит только Марья Петровна и долго смотрит на своего идола, смотрит без всяких мыслей, кроме одной:"Господи! да неужто же
есть на свете такая
женщина, которая может противиться моему молодцу!"
Разумеется, первою моею мыслью по приезде к К.
была мысль о
женщине, cet etre indicible et mysterieux, [существе таинственном и неизъяснимом (франц.)] к которому мужчина фаталистически осужден стремиться. Ты знаешь, что две вещи: l'honneur et le culte de la beaute [честь и культ красоты (франц.)] — всегда
были краеугольными камнями моего воспитания. Поэтому ты без труда поймешь, как должно
было заботить меня это дело. Но и в этом отношении все, по-видимому, благоприятствует мне.
Конечно, в манерах наших
женщин (не всех, однако ж; даже и в этом смысле
есть замечательные исключения) нельзя искать той женственной прелести, се fini, ce vaporeux, [той утонченности, той воздушности (франц.)] которые так поразительно действуют в
женщинах высшего общества (tu en sais quelque chose, pauvre petite mere, toi, qui, a trente six ans, as failli tourner la tete au philosophe de Chizzlhurst [ты, в тридцать шесть лет чуть не вскружившая голову чизльгёрстскому философу, ты в этом знаешь толк, милая мамочка (франц.)]), но зато у них
есть непринужденность жеста и очень большая свобода слова, что, согласись, имеет тоже очень большую цену.
Ты знаешь, я никогда не
был охотник ни до очень молоденьких
женщин, ни до
женщин с черными волосами и темными глазами.
Помни, мой друг, что любовь — всё для
женщины, или, лучше сказать, что вся
женщина есть любовь.
Ты скажешь,
быть может, что непрошеное врыванье — скандал, но почему же ты знаешь, что для
женщины даже и тут не скрывается своего рода обаяние?
В такое время, когда прелестнейшие
женщины в мире забывают предания de la vieille courtoisie franГaise, pour fraterniser avec la soldatesque, [старинной французской учтивости ради братания с солдатней (франц.)] когда весь мир звучит любезными, но отнюдь не запечатленными добродетелью мотивами из «La fille de m-me Angot», [«Дочери мадам Анго» (франц.)] когда в наиболее высокопоставленных салонах танцуют кадрили под звуки «ah, j'ai un pied qui r'mue», когда все «моды и робы», турнюры и пуфы, всякий бант, всякая лента, всякая пуговица на платье, все направлено к тому, чтобы мужчина, не теряя времени на праздные изыскания, смотрел прямо туда, куда нужно смотреть, — в такое время, говорю я, некогда думать об aperГus, [отвлеченностях (франц.)] а нужно откровенно, franchement, [чистосердечно (франц.)] сказать себе: «хватай, лови,
пей,
ешь и веселись!»
Женщина так уж воспитана, что требует, чтобы однажды принятая канитель
была проделана от начала до конца, а исключение в этом случае допускается только в пользу «чизльгёрстских философов»…
Наверное, у него
есть письма Полины, наверное, в этих письмах… ах! ничего не может
быть доверчивее бедной любящей
женщины, и ничего не может
быть ужаснее денщиков, когда они делаются властелинами судьбы ее!
Признаюсь, в эту минуту я готов
был разорвать эту
женщину на части! Вместо того чтобы честно ответить на вопросы, она отделывается какими-то общими фразами! Однако я сдержался.
Может
быть, он и тогда, при жизни мужа, уж думал:"Мерзавец этот Савка! какую штучку поддел! вон как она ходит! ишь! ишь! так по струнке и семенит ножками!"И кто же знает, может
быть, он этому Савке, другу своему, даже подсыпал чего-нибудь, чтоб поскорей завладеть этою маленькою
женщиной, которая так охотно пойдет за тем, кто первый возьмет ее за ручку, и потом всю жизнь
будет семенить ножками по струнке супружества!
— Вот видите: и сейчас оне это слово «так» сказали, — хихикнул он, словно у него брюшко пощекотали, — что же-с! в даме это даже очень приятно, потому дама редко когда в определенном круге мыслей находится. Дама — женщина-с, и им это простительно, и даже в них это нравится-с. Даме мужчина защиту и вспомоществование оказывать должен, а дама с своей стороны… хоть бы по части общества: гостей занять, удовольствие доставить, потанцевать,
спеть, время приятно провести — вот ихнее дело.
Быть может, мне скажут:"Все это —
женщины, которым, по неразумию, многое прощается"?
Если б я
был женщина-романист, то следующим образом описал бы наружность его:"Его нельзя
было назвать красавцем, но лицо его представляло такое гармоническое сочетание линий, что в нем, как в зеркале, отражались все свойства прекрасной души.
Голос у него
был мягкий, вкрадчивый и до такой степени мелодичный, что сердце
женщины, внимавшей ему, словно пойманная птичка, трепетало в груди.
Но я не романист и не
женщина, а потому скажу просто: Удодов
был пионер.