Неточные совпадения
Во-вторых, как это ни парадоксально на первый взгляд, но я могу
сказать утвердительно, что все эти люди, в кругу которых я обращаюсь и которые взаимно видят друг в друге «политических врагов», — в сущности, совсем не враги, а просто бестолковые люди, которые не могут или не хотят понять, что они болтают совершенно
одно и то же.
Сообразите только, возможное ли это дело! чтобы вопрос глубоко человеческий, вопрос, затрогивающий основные отношения человека к жизни и ее явлениям, мог хотя на
одну минуту оставаться для человека безынтересным, а тем более мог бы помешать ему устроиваться на практике возможно выгодным для себя образом, — и вы сами, наверное,
скажете, что это вздор!
Он не может
сказать себе: «Устрою свою жизнь по-новому», потому что он весь опутан афоризмами, и нет для него другого выхода, кроме изнурительного маячения от
одного афоризма к другому.
Надо
сказать правду: нельзя указать ни
одной книжки в литературе «крепких», где бы фантазии подобного рода нашли для себя сознательное выражение.
И капитал целее будет, и пьян все
одно будешь!» Словом
сказать, такое омерзение к иностранным винам внушили, что под конец он даже никакой другой посуды видеть не мог — непременно чтоб был полштоф!
— Они самые-с. Позвольте вам доложить!
скажем теперича хошь про себя-с. Довольно я низкого звания человек, однако при всем том так себя понимаю, что, кажется, тыщ бы не взял, чтобы, значит, на
одной линии с мужиком идти! Помилуйте!
одной, с позволения
сказать, вони… И боже ты мой! Ну, а они — они ничего-с! для них это, значит, заместо как у благородных господ амбре.
С
одной стороны, преступление есть осуществление или, лучше
сказать, проявление злой человеческой воли. С другой стороны, злая воля есть тот всемогущий рычаг, который до тех пор двигает человеком, покуда не заставит его совершить что-либо в ущерб высшей идее правды и справедливости, положенной в основание пятнадцати томов Свода законов Российской империи.
Предположение это так нелепо и, можно
сказать, даже чудовищно, что ни
один адвокат никогда не осмелится остановиться на идее ненаказуемости, и все так называемые оправдательные речи суть не что иное, как более или менее унизительные варьяции на тему: „не пойман — не вор!“
Зная твое доброе сердце, я очень понимаю, как тягостно для тебя должно быть всех обвинять; но если начальство твое желает этого, то что же делать, мой друг! — обвиняй! Неси сей крест с смирением и утешай себя тем, что в мире не
одни радости, но и горести! И кто же из нас может
сказать наверное, что для души нашей полезнее: первые или последние! Я, по крайней мере, еще в институте была на сей счет в недоумении, да и теперь в оном же нахожусь.
Теперь же могу
сказать только
одно: они хотели переформировать всю Россию и, между прочим, требовали, чтобы каждый, находясь у себя дома, имел право считать себя в безопасности.
О, Феофан Филаретов! как часто и с какою отрадой я вспоминаю о тебе в моем уединении! Ты
сказал святую истину: в нашем обществе (зачеркнуто:"ведомстве") человек, ищущий справедливости, находит
одно из двух: или ров львиный, или прелесть сиренскую!..
Когда давеча Николай Осипыч рассказывал, как он ловко мужичков окружил, как он и в С., и в Р. сеть закинул и довел людей до того, что хоть задаром хлеб отдавай, — разве Осип Иваныч вознегодовал на него? разве он
сказал ему:"Бездельник! помни, что мужику точно так же дорога его собственность, как и тебе твоя!"? Нет, он даже похвалил сына, он назвал мужиков бунтовщиками и накричал с три короба о вреде стачек, отнюдь, по-видимому, не подозревая, что «стачку», собственно говоря, производил он
один.
— Заладил
одно! Ты бы лучше
сказал, подходящую ли цену дает Дерунов?
Все это я и прежде очень хорошо знал. Я знал и то, что"дураков учить надо", и то, что"с суконным рылом"в калашный ряд соваться не следует, и то, что"на то в море щука, чтобы карась не дремал". Словом
сказать, все изречения, в которых, как в неприступной крепости, заключалась наша столповая, безапелляционная мудрость. Мало того, что я знал:при
одном виде избранников этой мудрости я всегда чувствовал инстинктивную оторопь.
— И прикащик прикащику розь, Степан Лукьяныч, — вот как надо
сказать.
Одно дело деруновский прикащик, и
одно дело — владыкинский прикащик. А в прочих частях, разумеется, коли-ежели господин маслица не пожалеет, с прикащиком все-таки складнее дело сделать можно.
Он высунул из-под шубы два пальца,
один из которых я слегка и потянул к себе,
сказав...
— Здесь в
один вечер тысячи летят, — продолжал, как бы угадывая мою мысль, Зачатиевский, — а старому приятелю, можно
сказать, слуге — грибков да маслица-с. А беготни сколько! с утра до вечера словно в котле кипишь! Поверите ли, даже службой неглижировать стал.
"Купите, говорит, мои акции —
одни хозяином дела останетесь!"–"А я, говорит (это наш-то), Христофор Златоустыч, признаться
сказать, погорячился маленько: полчаса тому назад его превосходительству, доверенному от вас лицу, все свои акции запродал — да дешево, говорит, как!"
Впрочем, в виду преклонных лет, прежних заслуг и слишком яркой непосредственности Утробина, губернатор снизошел и процедил сквозь зубы, что хотя факт обращения к генерал-губернатору Западного края есть факт единичный, так как и положение этого края исключительное, и хотя засим виды и предположения правительства неисповедимы, но что, впрочем, идея правды и справедливости, с
одной стороны, подкрепляемая идеей общественной пользы, а с другой стороны, побуждаемая и, так
сказать, питаемая высшими государственными соображениями.
— Хмель-то! Позвольте вам, ваше сиятельство, доложить! Хмелю у нас в
одном здешнем городе так довольно, так довольно, что, можно
сказать, не
одна тыща пудов сгниет его… потому сбыта ему у нас нет.
Ежели теперича дрова,
скажем примерно, к дровам, угольник — к угольнику, а строевой, значит, чтобы особо… сколько теперича от
одного угольника пользы получить можно!
А при сем, позвольте, ваше превосходительство, еще
одно слово
сказать!
—
Одно дело — стар, другое дело — разоренье. Теперь он, можно
сказать, весь обнажился; ни у него хлеба, ни травы — хуже, не чем у иного мужика!
— Нельзя
сказать, чтоб очень. Намеднись
один мужичок при мне ему говорит:"Ты, говорит, Григорий Александрыч, нече
сказать, нынче парень отменный стал, не обидчик, не наругатель, не что; а прежнее-то, по-твоему, как?"–"А прежнее, говорит, простить надо!"
Если б в область запретного врывались
одни обделенные, тогда еще можно было бы, хоть с натяжкою,
сказать:"Да, это протест!"Но ведь сплошь и рядом званые-то еще ходчее в эту область заглядывают.
— Здешний житель — как не знать! Да не слишком ли шибко завертелось оно у вас, колесо-то это? Вам только бы сбыть товар, а про то, что другому, за свои деньги, тоже в сапогах ходить хочется, вы и забыли совсем!
Сказал бы я тебе
одно слово, да боюсь, не обидно ли оно для тебя будет!
Tout se lie, tout s'enchaine dans ce monde, [Все переплетено, все связано в этом мире (франц.)]
сказал один знаменитый философ, и
сказал великую истину.
Один из заспанных праздношатающихся воспользовался этим смутным настроением общества и, остановившись против педагога,
сказал...
Так что однажды, когда два дурака, из породы умеренных либералов (то есть два такие дурака, о которых даже пословица говорит: «Два дурака съедутся — инно лошади одуреют»), при мне вели между собой одушевленный обмен мыслей о том, следует ли или не следует принять за благоприятный признак для судебной реформы то обстоятельство, что тайный советник Проказников не получил к празднику никакой награды, то
один из них, видя, что и я горю нетерпением посодействовать разрешению этого вопроса, просто-напросто
сказал мне: «Mon cher! ты можешь только запутать, помешать, но не разрешить!» И я не только не обиделся этим, но простодушно ответил: «Да, я могу только запутать, а не разрешить!» — и скромно удалился, оставив дураков переливать из пустого в порожнее на всей их воле…
— Нет, ты заметь! — наконец произносит он, опять изменяя «вы» на «ты», — заметь, как она это
сказала:"а вы, говорит, милый старец, и до сих пор думаете, что Ева из Адамова ребра выскочила?"И из-за чего она меня огорошила? Из-за того только, что я осмелился выразиться, что с
одной стороны история, а с другой стороны Священное писание… Ah, sapristi! Les gueuses! [А, черт возьми! Негодяйки! (франц.)]
Он
скажет:"Mon cher! я сам был против этого, но — que veux-tu! [что поделаешь! (франц.)] — у нас так мало средств, что это все-таки
одно из самых подходящих!"И напрасно будут молить его «невинные», напрасно будут они сплетничать на других солибералов, напрасно станут клясться и доказывать свою невинность!
Азбука говорит, например, очень ясно, что все дети имеют равное право на заботы и попечения со стороны родителей, но если бы я или ты дали
одному сыну рубль, а другому грош, то разве кто-нибудь позволил бы себе
сказать, что подобное действие есть прямое отрицание семейственного союза?
А почему никто ничего не
сказал бы? потому просто, что всякий понял бы, что это
один из тех jolis caprices de femme, [милых женских капризов (франц.)] которым уже по тому
одному нельзя противоречить, что се que femme veut, Dieu le veut.
Окончив с успехом курс в училище правоведения, Сенечка с гордостью мог
сказать, что ни
одного чина не получил за выслугу, а всё за отличие, и, наконец, тридцати лет от роду, довел свою исполнительность до того, что начальство нашлось вынужденным наградить его чином действительного статского советника.
— Нет, мне, видно, бог уж за вас заплатит!
Один он, царь милосердый, все знает и видит, как материнское-то сердце не то чтобы, можно
сказать, в постоянной тревоге об вас находится, а еще пуще того об судьбе вашей сокрушается… Чтобы жили вы, мои дети, в веселостях да в неженье, чтоб и ветром-то на вас как-нибудь неосторожно не дунуло, чтоб и не посмотрел-то на вас никто неприветливо…
Я, не преувеличивая, могу
сказать, что это
одна из очаровательнейших женщин, каких я когда-либо видел в своей жизни.
На эту тему мы беседовали довольно долго (впрочем, говорила все время почти
одна она, я же, что называется, только реплику подавал), хотя и нельзя
сказать, чтоб разговор этот был разнообразен или поучителен. Напротив, должно думать, что он был достаточно пресен, потому что, под конец, я таки не удержался и зевнул.
— А вот что, мой друг. Признаюсь, я очень, даже очень в твое дело вникала. И могу
сказать одно: жаль, что ты «Кусточки» в то время крестьянам отдал! И Савва Силыч говорил:"Испортил братец все свое имение".
Или
скажет: «Прощайте! я на днях туда нырну, откуда
одна дорога: в то место, где Макар телят не гонял!» Опять думаешь, что он пошутил, — не тут-то было!
сказал, что нырну, и нырнул; а через несколько месяцев, слышу, вынырнул, и именно в том месте, где Макар телят не гонял.
— Вы поймите мое положение, —
сказал он, — я и мать — мы смотрим в разные стороны; впрочем, об ней даже нельзя
сказать, смотрит ли она куда-нибудь. А между тем все мое будущее от нее зависит. Ничего я покуда для себя не могу. Не могу, не могу, не могу… От
одной этой мысли можно голову себе раздробить. Только нет, я своей головы не раздроблю… во всяком случае! Прощайте. Надеюсь, что я вас не стеснил.
— Начальником был, усердие имел — ну, и говорил другое. Оброки сбирал: к
одному придешь — денег нет, к другому придешь — хоть шаром на дворе покати! А барин с теплых вод пишет:"Вынь да положь!"Ходишь-ходишь — и
скажешь грехом:"Ах, волк вас задави! своего барина, мерзавцы, на кабак променяли!"Ну, а теперь сам мужиком сделался.
— Вспомни, —
сказал я, — что ты
одной минутой легкомыслия можешь испортить жизнь своего сына!
— Но матери кажется, что Коронат, поступая таким образом, выходит из повиновения родительской власти, что если она раз, по каким-то необъяснимым соображениям,
сказала себе, что ее сын будет юристом, то он и должен быть таковым.
Одним словом, что он — непочтительный.
Сверх того, в этом преувеличении немалое участие принимала и нервная чиновническая впечатлительность. Трудно не снервничать, когда на лице начальника видишь благосклонную улыбку, когда начальство, так
сказать, само, под влиянием нервной чувствительности, ко всякому встречному вопиет:"Искренности, только искренности,
одной искренности!"
И много прочувствованных слов
сказали мы об этом мужике, и даже не
одну слезу пролили по поводу его.
— Господа! —
сказал он, — к удивлению моему, я с каждым днем все больше и больше убеждаюсь, что как ни беспощадна полемика, которую ведет против меня наш общий друг Плешивцев, но, в сущности, мы ни по
одному вопросу ни в чем существенном не расходимся.
— Ну, нет! Это стара штука! —
сказал он, — это спор старый! Он еще при Петре начался! Тут не
одними мудреными словами пахнет! Тут есть кой-что поглубже!
Но именно только на
одно мгновение, потому что тотчас же вслед за этим он очень нежно отнял от глаз ручки жены, поцеловал их и тоном радостного изумления
сказал...
Нет! я знаю
одно: в бывалые времена, когда еще чудеса действовали, поступки и речи, подобные тем, которые указаны выше, наверное не остались бы без должного возмездия. Либо земля разверзлась бы, либо огонь небесный опалил бы — словом
сказать, непременно что-нибудь да случилось бы в предостерегательном и назидательном тоне. Но ничего подобного мы нынче не видим. Люди на каждом шагу самым несомненным образом попирают идею государственности, и земля не разверзается под ними. Что же это означает, однако ж?
— Хороша-то хороша. И критиков заранее устранил, и насчет этой дележки:"Об себе, мол, думаете, а старших забываете"… хоть куда! Только вот что я вам
скажу: не бывать вороне орлом! Как он там ни топырься, а оставят они его по-прежнему на
одних балыках!