Неточные совпадения
Уж
не начать ли с того,
на что большинство современных «дельцов»
смотрят именно как
на ненужное и непрактичное?
— Это ты насчет того, что ли, что лесов-то
не будет? Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец или помещик — это так. Этому дай в руки топор, он все безо времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся
на том месте одни пеньки. А Крестьян Иваныч — тот с умом. У него,
смотри, какой лес
на этом самом месте лет через сорок вырастет!
— Это чтобы обмануть, обвесить, утащить —
на все первый сорт. И
не то чтоб себе
на пользу — всё в кабак! У нас в М. девятнадцать кабаков числится — какие тут прибытки
на ум пойдут! Он тебя утром
на базаре обманул, ан к полудню,
смотришь, его самого кабатчик до нитки обобрал, а там, по истечении времени, гляди, и у кабатчика либо выручку украли, либо безменом по темю — и дух вон. Так оно колесом и идет. И за дело! потому, дураков учить надо. Только вот что диво: куда деньги деваются, ни у кого их нет!
Стыдно сказать, но делается как-то обидно и больно, когда разом целый кагал
смотрит на вас, как
на дурака.
Не самое название смущает, а то указывание пальцами, которое вас преследует
на каждом шагу. Вы имели, например, случай обыграть в карты и
не обыграли...
— Нет, ты бы
на немца-то
посмотрел, какая у него в ту пору рожа была! И испугался-то, и
не верит-то, и за карман-то хватается — смехота, да и только!
Миллион людей, которые сами
на себя без смеха
смотреть не могут, — разве это
не интересно?
Рассудите сами, какой олимпиец
не отступит перед этою беззаветною наивностью? «
Посмотри на бога!» — шутка сказать! А ну, как
посмотришь, да тут же сквозь землю провалишься! Как
не смутиться перед этим напоминанием, как
не воскликнуть: «Бог с вами! живите, множитесь и наполняйте землю!»
Так именно и поступили молодые преемники Держиморды. Некоторое время они упорствовали, но, повсюду встречаясь с невозмутимым «
посмотри на бога!», — поняли, что им ничего другого
не остается, как отступить. Впрочем, они отступили в порядке. Отступили
не ради двугривенного, но гордые сознанием, что независимо от двугривенного нашли в себе силу простить обывателей. И чтобы маскировать неудачу предпринятого ими похода, сами поспешили сделать из этого похода юмористическую эпопею.
— В Москве, сударь! в яме за долги года с два высидел, а теперь у нотариуса в писцах, в самых, знаете, маленьких… десять рублей в месяц жалованья получает. Да и какое уж его писанье! и перо-то он
не в чернильницу, а больше в рот себе сует. Из-за того только и держат, что предводителем был, так купцы
на него
смотреть ходят. Ну, иной смотрит-смотрит, а между прочим — и актец совершит.
—
Не бесполезно ли будет? — наконец выговорил он,
смотря через очки
на Колотова.
"Мы
смотрим на него во все глаза, думаем,
не пароксизм ли с ним.
Братец Григорий Николаич такой нынче истинный христианин сделался, что мы
смотреть на него без слез
не можем. Ни рукой, ни ногой пошевелить
не может, и что говорит —
не разберем. И ему мы твое письмо прочитали, думая, что, при недугах, оное его утешит, однако он, выслушав, только глаза шире обыкновенного раскрыл.
— Постой, что еще вперед будет! Площадь-то какая прежде была? экипажи из грязи народом вытаскивали! А теперь
посмотри — как есть красавица! Собор-то, собор-то!
на кумпол-то взгляни! За пятнадцать верст, как по остреченскому тракту едешь, видно! Как с последней станции выедешь — всё перед глазами, словно вот рукой до города-то подать! Каменных домов сколько понастроили! А ужо, как Московскую улицу вымостим да гостиный двор выстроим — чем
не Москва будет!
Суждение это было так неожиданно, что я невольно взглянул
на моего собеседника,
не рассердился ли он
на что-нибудь. Но он по-прежнему был румян; по-прежнему невозмутимо-благодушно
смотрели его глаза; по-прежнему
на губах играла приятная улыбка.
— Ну, продал, заключил условие, уехал.
Не управляющего же тебе нанимать, чтоб за полуторами тысячами
смотреть. Уехал — и вся недолга! Ну год они тебе платят, другой платят;
на третий — пишут: сенов
не родилось, скот выпал… Неужто ж ты из Питера сюда поскачешь, чтоб с ними судиться?!
—
Посмотри! что ж, и
посмотреть не худое дело! Старики говаривали:"Свой глазок — смотрок!"И я вот стар-стар, а везде сам
посмотрю. Большая у меня сеть раскинута, и
не оглядишь всеё — а все как-то сердце
не на месте, как где сам недосмотришь! Так день-деньской и маюсь. А, право, пять тысяч дал бы! и деньги припасены в столе — ровно как тебя ждал!
Однако я ничего
не ответил
на этот новый вызов. Мы оба
на минуту смолкли, но я инстинктивно почувствовал, что между нами вдруг образовалась какая-то натянутость. Я
смотрел в сторону, Осип Иваныч тоже поглядывал куда-то в угол.
— Главная причина, — продолжал он, — коли-ежели без пользы читать, так от чтениев даже для рассудка
не без ущерба бывает. День человек читает, другой читает —
смотришь, по времени и мечтать начнет. И возмечтает неявленная и неудобьглаголемая. Отобьется от дела, почтение к старшим потеряет, начнет сквернословить. Вот его в ту пору сцарапают, раба божьего, — и
на цугундер. Веди себя благородно,
не мути, унылости
на других
не наводи. Так ли по-твоему, сударь?
— Кто об твоих правах говорит! Любуйся!
смотри! А главная причина: никому твоя земля
не нужна, следственно,
смотри на нее или
не смотри — краше она от того
не будет. А другая причина: деньги у меня в столе лежат, готовы. И в Чемезово ехать
не нужно. Взял, получил — и кати без хлопот обратно в Питер!
Мы простились довольно холодно, хотя Дерунов соблюл весь заведенный в подобных случаях этикет. Жал мне руки и в это время
смотрел в глаза, откинувшись всем корпусом назад, как будто
не мог
на меня наглядеться, проводил до самого крыльца и
на прощанье сказал...
Он даже
не ждет с моей стороны «поступков», а просто,
на основании Тришкиных показаний, проникает в тайники моей души и одним почерком пера производит меня или в звание"столпа и опоры", или в звание"опасного и беспокойного человека",
смотря по тому, как бог ему
на душу положит!
— Вот тут ваш папенька пятнадцать лет назад лес вырубил, — хвалил Лукьяныч, — а
смотри, какой уж стеколистый березнячок
на его месте засел. Коли-ежели только терпение, так через двадцать лет цены этому лесу
не будет.
— Наша должность, ваше благородие, осмелюсь вам доложить, даже очень довольно строгая.
Смотрите, примерно, теперича хоть вы, или другой кто: гуляет, мол, Федор, в баклуши бьет! А я, между прочим, нисколько
не гуляю, все промежду себя обдумываю. Как, значит, кому угодить и кому что, к примеру, требуется. Все это я завсегда
на замечании держать должен. К примеру, хошь бы такой случай: иной купец сам доходит, а другой — через прикащиков.
И так далее, до тех пор, пока запас «собаченья»
не истощался
на время. Тогда наступало затишье, в продолжение которого Лукьяныч пощипывал бородку, язвительно взглядывал
на покупателя, а покупатель упорно
смотрел в угол. Но обыкновенно Лукьяныч
не выдерживал и, по прошествии нескольких минут, с судорожным движением хватался за счеты и начинал
на них выкладывать какие-то фантастические суммы.
На днях иду по Невскому, мимо парикмахерской Дюбюра,
смотрю и глазам
не верю: по лестнице магазина сходит сам Осип Иванович Дерунов!
— Ну, вы-то чай,
не всё по зернышку клюете? Как сало-то
на язык попробуете — в кармане,
смотри, и изрядный куш очутится!
— А я так, право, дивлюсь
на вас, господа"калегварды"! — по своему обыкновению, несколько грубо прервал эти споры Осип Иваныч, — что вы за скус в этих Жюдиках находите!
Смотрел я
на нее намеднись: вертит хвостом ловко — это так! А настоящего фундаменту, чтоб, значит, во всех статьях состоятельность чувствовалась — ничего такого у нее нет! Да и
не может быть его у французенки!
—
Не велеть ли закуску подавать? — обратился ко мне Иван Иваныч,
смотря на часы, — первый в половине!
— Ан Осип-то Иваныч жаднее всякого жадного вышел, ходит около прикормки да
посматривает:"
Не трог, говорит, другие сперва потеребят, а я увижу, что
на пользу, тогда уже заодно подплыву, да вместе с прикормкой всех разом и заглону!"И так этот грек его теперь ненавидит, так ненавидит!
Посмотрит, бывало, Антошка
на этот заколдованный грош, помнет его, щелкнет языком — и полезет спать
на полати, с тем, чтоб завтра чуть свет опять пустить тот грош в оборот, да чтобы
не зевать, а то, чего боже сохрани, и последний грош прахом пойдет.
Прочитав это письмо, генерал окончательно поник головой. Он даже по комнатам бродить перестал, а сидел,
не вставаючи, в большом кресле и дремал. Антошка очень хорошо понял, что письмо Петеньки произвело аффект, и сделался еще мягче, раболепнее. Евпраксея, с своей стороны, прекратила неприступность. Все люди начали ходить
на цыпочках,
смотрели в глаза, старались угадать желания.
Смотрим: невдалеке от дороги, у развалившихся ворот, от которых остались одни покосившиеся набок столбы, стоит старик в засаленном стеганом архалуке, из которого местами торчит вата, и держит руку щитком над глазами, всматриваясь в нас.
На голове у него теплый картуз, щеки и губы обвисли, борода
не брита, жидкие волосы развеваются по ветру; в левой руке березовая палка, которую он тщетно старается установить.
Еду я и
смотреть на нее
не хочу.
— Да уж где только эта кляуза заведется — пиши пропало. У нас до Голозадова насчет этого тихо было, а поселился он — того и
смотри,
не под суд, так в свидетели попадешь! У всякого, сударь, свое дело есть, у него у одного нет; вот он и рассчитывает:"Я, мол,
на гулянках-то так его доеду, что он последнее отдаст, отвяжись только!"
Поэтому, хотя он в настоящую минуту и
не у дел, но считает карьеру свою далеко
не оконченною, и когда проезжает мимо сената, то всегда хоть одним глазком да
посмотрит на него.
Нет, он и
на это занятие
смотрит равнодушно, ибо знает, что оно ему разрешено искони и что никто его права быть столбом
не оспоривает.
Бабенька
смотрит Пашеньке в глаза и
не налюбуется
на нее; Пашенька, с своей стороны, докладывает, что приходил к ней недавно в город мужик из Жостова, Михей Пантелеев, просил оброк простить, потому что погорел,"да я ему, милая бабенька,
не простила".
— Нет, мне, видно, бог уж за вас заплатит! Один он, царь милосердый, все знает и видит, как материнское-то сердце
не то чтобы, можно сказать, в постоянной тревоге об вас находится, а еще пуще того об судьбе вашей сокрушается… Чтобы жили вы, мои дети, в веселостях да в неженье, чтоб и ветром-то
на вас как-нибудь неосторожно
не дунуло, чтоб и
не посмотрел-то
на вас никто неприветливо…
В такое время, когда прелестнейшие женщины в мире забывают предания de la vieille courtoisie franГaise, pour fraterniser avec la soldatesque, [старинной французской учтивости ради братания с солдатней (франц.)] когда весь мир звучит любезными, но отнюдь
не запечатленными добродетелью мотивами из «La fille de m-me Angot», [«Дочери мадам Анго» (франц.)] когда в наиболее высокопоставленных салонах танцуют кадрили под звуки «ah, j'ai un pied qui r'mue», когда все «моды и робы», турнюры и пуфы, всякий бант, всякая лента, всякая пуговица
на платье, все направлено к тому, чтобы мужчина,
не теряя времени
на праздные изыскания,
смотрел прямо туда, куда нужно
смотреть, — в такое время, говорю я, некогда думать об aperГus, [отвлеченностях (франц.)] а нужно откровенно, franchement, [чистосердечно (франц.)] сказать себе: «хватай, лови, пей, ешь и веселись!»
— А хоть бы затем, чтоб вы
не смотрели так, как сейчас
на меня
смотрели. Vous avez des regards de conquerant qui sont on ne peut plus compromettants… ah, oui! [У вас страшно компрометирующий взгляд победителя… да, да! (франц.)]
А
на меня он, по-видимому, именно
смотрел как
на «встречного», то есть как
на человека, перед которым
не стоит метать бисера, и если
не говорил прямо, что насилует себя, поддерживая какие-то ненужные и для него непонятные родственные связи, то, во всяком случае, действовал так, что я
не мог
не понимать этого.
Посмотришь-посмотришь
на эту необузданность, да и скажешь себе:"Нет, лучше с этими господами
не разговаривать!
Я взглянул
на нее в ожидании ответа: лицо ее было словно каменное, без всякого выражения; глаза
смотрели в сторону; ни один мускул
не шевелился; только нога судорожно отбивала такт.
Я взглянул
на них: Филофей Павлыч делал вид, что слушает… но
не больше, как из учтивости, Машенька даже
не слушала; она
смотрела совсем в другую сторону, и вся фигура ее выражала:"Господи! сказано было раз… чего бы, кажется!"
Это был крик моего сердца, мучительный крик,
не встретивший, впрочем, отзыва. И я, и Плешивцев — мы оба умолкли, как бы подавленные одним и тем же вопросом:"Но Чебоксары?!!"Только Тебеньков по-прежнему
смотрел на нас ясными, колючими глазами и втихомолку посмеивался. Наконец он заговорил.
Обратитесь к первому попавшемуся
на глаза чиновнику-взяточнику и скажите ему, что действия его дискредитируют государство, что по милости его страдает высшая идея правды и справедливости, оберегать которую призван сенат и Государственный совет, — он
посмотрит на вас такими удивленными глазами, что вы, наверное, скажете себе:"Да, этот человек берет взятки единственно потому, что он ничего
не слыхал ни о государстве, ни о высшей идее правды и справедливости".
Я знаю, впрочем, что
не только иностранцы, но и многие русские
смотрят на свое отечество, как
на Украину Европа, в которой было бы даже странно встретиться с живым чувством государственности.
Один патриарх продолжал
на все
смотреть холодными глазами и даже никому
не завидовал.
Мне было стыдно. Я
смотрел на долину Прегеля и весь горел.
Не страшно было, а именно стыдно. Меня охватывала беспредметная тоска, желание метаться, биться головой об стену. Что-то вроде бессильной злобы раба, который всю жизнь плясал и пел песни, и вдруг, в одну минуту, всем существом своим понял, что он весь, с ног до головы, — раб.
Каждый
смотрит на каждого вопрошающим взглядом, словно хочет сказать:"А что, брат, уж
не твоя ли?"