Неточные совпадения
Я до такой степени привыкк ним, что, право,
не приходит даже на мысль вдумываться, в чем собственно заключаются те тонкости, которыми один обуздательный проект отличается от другого такового ж. Спросите меня, что либеральнее: обуздывать ли человечество при помощи земских управ или при помощи особых о земских провинностях присутствий, — клянусь, я
не найдусь даже ответить на этот
вопрос.
Увы! мы стараемся устроиться как лучше, мы враждуем друг с другом по
вопросу о переименовании земских судов в полицейские управления, а в конце концов все-таки убеждаемся, что даже передача следственной части от становых приставов к судебным следователям (мера сама по себе очень полезная)
не избавляет нас от тупого чувства недовольства, которое и после учреждения судебных следователей, по-прежнему, продолжает окрашивать все наши поступки, все житейские отношения наши.
Но я стою на одном: что частные
вопросы не имеют права загромождать до такой степени человеческие умы, чтобы исключать
вопросы общие.
Я думаю даже, что ежели в обществе существует вкус к общим
вопросам, то это
не только
не вредит частностям, но даже помогает им.
Иногда кажется: вот
вопрос не от мира сего, вот
вопрос, который ни с какой стороны
не может прикасаться к насущным потребностям общества, — для чего же, дескать, говорить о таких вещах?
Это до такой степени вздор, что даже мы, современные практики и дельцы, отмаливающиеся от общих
вопросов, как от проказы, — даже мы, сами того
не понимая, действуем
не иначе, как во имя тех общечеловеческих определений, которые продолжают теплиться в нас, несмотря на компактный слой наносного практического хлама, стремящегося заглушить их!
Освободиться от «лгунов» — вот насущная потребность современного общества, потребность, во всяком случае,
не менее настоятельная, как и потребность в правильном разрешении
вопроса о дешевейших способах околки льда на волжских пристанях.
Сообразив все это, он выпивает рюмку за рюмкой, и
не только предает забвению
вопрос о небытии, но вас же уму-разуму учит, как вам это бытие продолжить, упрочить и вообще привести в цветущее состояние.
— Позвольте, господа!
не в том совсем
вопрос! Что же собственно делает господин Парначев, что могло в такой степени возбудить ваше негодование? Объясните сначала вы, капитан!
До такой степени это поразило меня, что, взойдя на парадное крыльцо, я даже предложил себе
вопрос,
не дать ли тягу.
Напрасно буду я заверять, что тут даже
вопроса не может быть, — моего ответа
не захотят понять и даже
не выслушают, а будут с настойчивостью, достойною лучшей участи, приставать:"Нет, ты
не отлынивай! ты говори прямо: нужны ли армии или нет?"И если я, наконец, от всей души, от всего моего помышления возопию:"Нужны!"и, в подтверждение искренности моих слов, потребую шампанского, чтоб провозгласить тост за процветание армий и флотов, то и тогда удостоюсь только иронической похвалы, вроде:"ну, брат, ловкий ты парень!"или:"знает кошка, чье мясо съела!"и т. д.
Лукьяныч выехал за мной в одноколке, на одной лошади. На
вопрос, неужто
не нашлось попросторнее экипажа, старик ответил, что экипажей много, да в лом их лучше отдать, а лошадь одна только и осталась, прочие же «кои пали, а кои так изничтожились».
Имеет ли, например, Осип Иваныч право называться столпом? Или же, напротив того, он принадлежит к числу самых злых и отъявленных отрицателей собственности, семейного союза и других основ? Бьюсь об заклад, что никакой мудрец
не даст на эти
вопросы сколько-нибудь положительных ответов.
И вот, наскучив быть столько времени под гнетом одного и того же
вопроса, я сел в одно прекрасное утро в вагон и помчался в Т***, никак
не предполагая, что «конец» есть нечто сложное, требующее осмотров, покупщиков, разговоров, запрашиваний, хлопаний по рукам и т. п.
— Вы, кажется, писатель? — спросил дипломат, сопровождая этот
вопрос каким-то невыразимо загадочным взглядом, в котором в одинаковой степени смешались и брезгливость, и смутное опасение быть угаданным, и желание подольститься, показать, что и мы, дескать,
не чужды…
А между тем грозный час
не медлил, и в конце 1857 года уже сделан был первый шаг к разрешению крестьянского
вопроса.
На
вопрос генерала:"Что сей сон значит?" — губернатор несколько нахмурился, ибо просторечия даже в разговоре
не любил, а как сам говорил слогом докладных записок, так и от других того требовал.
Батюшка потупился. Он и сам приметил, что Анпетов поступает"странно некако", но до сих пор ему
не представлялся еще
вопрос: возбраняется или
не возбраняется?
Генерал попробовал
не расчесться с Антоном, но расчелся; затем он попробовал потребовать от него отчета по лесной операции; но так как Антон действовал без доверенности, в качестве простого рабочего, то и в требовании отчета получен был отказ. В довершение всего, девица Евпраксея сбежала, и на
вопрос"куда?"генералу было ответствовано, что к Антону Валерьянычу, у которого она живет"вроде как в наложницах".
Решивши таким образом насущные
вопросы, он с таким апломбом пропагандировал свои «идеи», что
не только Сережа и Володя, но даже и некоторые начальники уверовали в существование этих «идей». И когда это мнение установилось прочно, то он легко достиг довольно важного второстепенного поста, где имел своих подчиненных, которым мог вполне развязно говорить:"Вот вам моя идея! вам остается только развить ее!"Но уже и отсюда он прозревал далеко и видел в будущем перспективу совсем иного свойства…
Вопрос этот так и остался неразрешенным, потому что в эту минуту навстречу нам попались беговые дрожки. На дрожках сидел верхом мужчина в немецком платье,
не то мещанин,
не то бывший барский приказчик, и сам правил лошадью.
И согласно с тем или другим решением этого
вопроса, принимаю ведение процесса или
не принимаю его.
Если б
не было полной свободы воззрений на гражданскую истину,
не существовало бы целой громады сочинений по каждому
вопросу гражданского права,
не было бы, наконец, и самого процесса.
Вы говорите:"Кажется, следует, а впрочем…"
не доказывает ли это с осязательностью неопровержимейшей истины, что в гражданских
вопросах нет ничего безотносительно верного?
Опять
вопрос, на который, я надеюсь, вы ответите: «Конечно,
не в букве, а в смысле, и даже
не в том внешнем смысле, который водит неопытною рукою какого-нибудь невежественного купца, а в том интимном смысле, который соприсутствует его мысли, его, так сказать, намерению!» Утверждать противное — значит допускать в судебную практику прецедент в высшей степени странный, отчасти даже скабрёзный.
[Но условимся, господа! (франц.)]
не будемте торопливы, постараемся проникнуть в самое сердце
вопроса — и лишь тогда решимтесь произнести ему окончательный приговор!
— Позвольте, — сказал он, —
не лучше ли возвратиться к первоначальному предмету нашего разговора. Признаться, я больше насчет деточек-с. Я воспитатель-с. Есть у нас в заведении кафедра гражданского права, ну и, разумеется, тут на первом месте
вопрос о собственности. Но ежели возможен изложенный вами взгляд на юридическую истину, если он, как вы говорите, даже обязателен в юридической практике… что же такое после этого собственность?
Так что однажды, когда два дурака, из породы умеренных либералов (то есть два такие дурака, о которых даже пословица говорит: «Два дурака съедутся — инно лошади одуреют»), при мне вели между собой одушевленный обмен мыслей о том, следует ли или
не следует принять за благоприятный признак для судебной реформы то обстоятельство, что тайный советник Проказников
не получил к празднику никакой награды, то один из них, видя, что и я горю нетерпением посодействовать разрешению этого
вопроса, просто-напросто сказал мне: «Mon cher! ты можешь только запутать, помешать, но
не разрешить!» И я
не только
не обиделся этим, но простодушно ответил: «Да, я могу только запутать, а
не разрешить!» — и скромно удалился, оставив дураков переливать из пустого в порожнее на всей их воле…
Я знаю, что в коридоры никто собственною охотой
не заходит; я знаю, что есть коридоры обязательные, которые самою судьбою устроиваются в виду известных
вопросов; но положение человека, поставленного в необходимость блуждать и колебаться между страхом гибели и надеждой на чудесное падение стен, от этого отнюдь
не делается более ясным.
Как ни повертывайте эти
вопросы, с какими иезуитскими приемами ни подходите к ним, а ответ все-таки будет один: нет, ни вреда, ни опасности
не предвидится никаких… За что же это жестокое осуждение на бессрочное блуждание в коридоре, которое, представляя собою факт беспричинной нетерпимости, служит, кроме того, источником «шума» и"резкостей"?
Разумеется, если бы меня спросили, достигнется ли через это «дозволение» разрешение так называемого"женского
вопроса", я ответил бы:"
Не знаю, ибо это
не мое дело".
Если бы меня спросили, подвинется ли хоть на волос
вопрос мужской, тот извечный
вопрос об общечеловеческих идеалах, который держит в тревоге человечество, — я ответил бы:"Опять-таки это
не мое дело".
Я представляю себе, что я начальник (опять-таки, как русский Гамбетта, я
не могу представить себе, чтоб у какого бы то ни было
вопроса не имелось подлежащего начальника) и что несколько десятков женщин являются утруждать меня по части улучшения женского быта.
— Прекрасно-с. Сядемте и будемте обсуждать предмет ваших желаний со всех сторон. Но прежде всего прошу вас: будемте обсуждать именно тот
вопрос, по поводу которого вы удостоили меня посещением. Остережемся от набегов в область других
вопросов, ибо наше время —
не время широких задач. Будем скромны, mesdames! He станем расплываться! Итак, вы говорите, что вам угодно посещать университетские курсы?
Мы условились
не выходить из пределов
вопроса, подлежащего нашему обсуждению, а
вопрос этот таков: предоставить женщинам посещать университетские курсы.
Вы скажете, может быть, что кроме этого есть еще много других,
не менее важных
вопросов, — я знаю это, милостивые государыни!
— Стало быть, ты просто-напросто
не признаешь женского
вопроса?
— A d'autres, mon cher! Un vieux sournois, comme moi, ne se laisse pas tromper si facilement. [Говори это другим, мой дорогой! Старую лисицу вроде меня
не так-то легко провести (франц.)] Сегодня к вам лезут в глаза с какою-нибудь Медико-хирургическою академиею, а завтра на сцену выступит уже
вопрос об отношениях женщины к мужчине и т. д. Connu! [Знаем! (франц.)]
— Да
не выступит этот
вопрос! А ежели и выступит, то именно только как теоретический
вопрос, который нелишне обсудить! Ты знаешь, как они охотно становятся на отвлеченную точку зрения! Ведь в их глазах даже мужчина — только
вопрос, и больше ничего!
— Наши дамы давно уже порешили с этим
вопросом, и мир нимало
не пострадал от этого! — продолжал ораторствовать Тебеньков.
Все эти Фрины, Лаисы, Аспазии, Клеопатры — что это такое, как
не прямое разрешение женского
вопроса?
Оглянись кругом: la princesse de P., la baronne de К., [княгиня П., баронесса К. (франц.)] наконец, Катерина Михайловна, наша добрейшая Катерина Михайловна, — разве
не разрешили они этого
вопроса совершенно определенно и к полному своему удовольствию?
Вы, которые чуть
не пешком прибежали в Петербург из ваших захолустьев ради разрешения женского
вопроса, — вы
не понимаете, что
вопрос этот разрешается так легко!
Чтоб убедить тебя наглядным образом, насколько эти дамы
не правы, добиваясь какого-то разрешения женского
вопроса, тебе достаточно пройтись со мной по Невскому и потом зайти позавтракать к Дюссо.
Между ними, словно ящерицы, проползали ревнительницы женского
вопроса, по поводу которых у нас чуть-чуть
не произошла ссора с Тебеньковым, бойко стуча каблучками и держа под мышками книги.
Наконец и они приехали. Феденька, как соскочил с телеги, прежде всего обратился к Пашеньке с
вопросом:"Ну, что, а слюняй твой где?"Петеньку же взял за голову и сряду три раза на ней показал, как следует ковырять масло. Но как ни спешил Сенечка, однако все-таки опоздал пятью минутами против младших братьев, и Марья Петровна, в радостной суете, даже
не заметила его приезда. Без шума подъехал он к крыльцу, слез с перекладной, осыпал ямщика укоризнами и даже пригрозил отправить к становому.
— Madame!.. — сказал я,
не понимая ее
вопроса.
Меня вдруг точно озарило. Я вспомнил дурацкий
вопрос Лиходеевой: есть ли у меня шуба? Я бросился к Федьке — и что же узнал! что этот негодяй в каком-то кабаке хвастался, что я
не только в связи с Лиходеевой, но что она подарила мне шубу!.. Какой вздор!!
Я совершенно потерял Машу из вида и только мельком слышал, что надежды Порфирьева осуществились и что «молодые» поселились в губернском городе Т. Я даже совершенно забыл о существовании Березников и никогда
не задавался
вопросом, страдает ли Маша боязнью вечности, как в былые времена.
— Ну,
не совсем так, но, во всяком случае, ничего определительного на
вопрос Машеньки ответить
не могу. Вознаграждение за литературный труд так изменчиво, что точно определить его норму почти невозможно.