Неточные совпадения
Жена содержателя двора, почтенная и деятельнейшая женщина,
была в избе одна, когда мы приехали; прочие члены семейства разошлись: кто на жнитво, кто на сенокос. Изба
была чистая, светлая, и все в ней глядело запасливо, полною чашей. Меня накормили отличным ситным хлебом и совершенно свежими яйцами. За
чаем зашел разговор о хозяйстве вообще и в частности об огородничестве, которое в здешнем месте считается главным и почти общим крестьянским промыслом.
— Ну, вот изволите видеть. А Петру Федорычу надо, чтоб и недолго возжаться, и чтоб все
было в сохранности. Хорошо-с. И стал он теперича подумывать, как бы господина Скачкова от приятелев уберечь. Сейчас, это, составил свой плант, и к Анне Ивановне — он уж и тогда на Анне-то Ивановне женат
был. Да вы,
чай, изволили Анну-то Ивановну знавать?
Мы высыпаем на платформы и спешим проглотить по стакану скверного
чая. При последнем глотке я вспоминаю, что
пью из того самого стакана, в который, за пять минут до прихода поезда, дышал заспанный мужчина, стоящий теперь за прилавком, дышал и думал: «
Пьете и так… дураки!» Возвратившись в вагон, я пересаживаюсь на другое место, против двух купцов, с бородами и в сибирках.
— Или, говоря другими словами, вы находите меня, для первой и случайной встречи, слишком нескромным… Умолкаю-с. Но так как, во всяком случае, для вас должно
быть совершенно индифферентно, одному ли коротать время в трактирном заведении, в ожидании лошадей, или в компании, то надеюсь, что вы не откажетесь напиться со мною
чаю. У меня
есть здесь дельце одно, и ручаюсь, что вы проведете время не без пользы.
— Да-с; вот вы теперь, предположим, в трактире
чай пьете, а против вас за одним столом другой господин
чай пьет. Ну, вы и смотрите на него, и разговариваете с ним просто, как с человеком, который
чай пьет. Бац — ан он неблагонадежный!
— Все это возможно, а все-таки «странно некако». Помните, у Островского две свахи
есть: сваха по дворянству и сваха по купечеству. Вообразите себе, что сваха по дворянству вдруг начинает действовать, как сваха по купечеству, — ведь зазорно? Так-то и тут. Мы привыкли представлять себе землевладельца или отдыхающим, или пьющим на лугу
чай, или ловящим в пруде карасей, или проводящим время в кругу любезных гостей — и вдруг: первая соха! Неприлично-с! Не принято-с! Возмутительно-с!
— Это так; но ведь и кабатчики нынче стараются действовать «по-благородному». Сидят в тени,
чай пьют, варенье варят, да тут же между отдыхом и мужичков обсчитывают.
Покуда он с ними разговаривал, а я бегом-бегом, да в трактир: «Постой, думаю, устрою я тебе суприз!» Пришел в трактир-с, встал за стойку и жду, как они, наговорившись, придут
чай пить.
Посетители сидят,
чай пьют, все, можно сказать, в умилении, а он как вошел в фуражке, так и шмыгнул наверх-с!
Но когда я, со слезами на глазах, просил его успокоиться; когда я доказал ему, что в видах его же собственной пользы лучше, ежели дело его
будет в руках человека, ему сочувствующего (я могу признавать его обличения несвоевременными, но не сочувствовать им — не могу!), когда я, наконец, подал ему стакан
чаю и предложил папиросу, он мало-помалу смягчился. И теперь, милая маменька, из этого чувствительного, но не питающего к начальству доверия человека я вью веревки!
Позовут, бывало, Дерунова в столовую и посадят вместе с господами
чай пить.
Сидит он скромно,
пьет не торопко, блюдечко с
чаем всей пятерней держит.
— Вот какую хижу я себе выстроил! — приветствовал он меня, когда мы вошли в кабинет, — теперь у меня простора вдоволь, хоть в дрожках по горницам разъезжай. А прежде-то что на этом месте
было…
чай, помните?
— Какие дела! всех дел не переделаешь! Для делов дельцы
есть — ну, и пускай их, с богом, бегают! Господи! сколько годов, сколько годов-то прошло! Голова-то у тебя ведь почесть белая!
Чай, в город-то в родной въехали, так диву дались!
— По правде сказать, невелико вам нынче веселье, дворянам. Очень уж оплошали вы. Начнем хоть с тебя: шутка сказать, двадцать лет в своем родном гнезде не бывал!"Где
был? зачем странствовал?" — спросил бы я тебя — так сам,
чай, ответа не дашь! Служил семь лет, а выслужил семь реп!
Какая, однако ж, загадочная, запутанная среда! Какие жестокие, неумолимые нравы! До какой поразительной простоты форм доведен здесь закон борьбы за существование! Горе «дуракам»! Горе простецам, кои «с суконным рылом» суются в калашный ряд
чай пить! Горе «карасям», дремлющим в неведении, что провиденциальное их назначение заключается в том, чтоб служить кормом для щук, наполняющих омут жизненных основ!
Свежевать и приговаривать:"Не суйся, дурак, с суконным рылом в калашный ряд
чай пить! забыл, дурак, что на то щука в море, чтобы карась не дремал!
— Много денег давать не надо. Он тоже ловок на чужие-то деньги
чай пить. Вы сами-то не давайте, ко мне посылайте.
Если же у кума
было нельзя приютиться (Зачатиевский
был необыкновенно плодущ, и не всегда в его квартире имелся свободный угол), в таком случае Дерунов нанимал дешевенький нумер в гостинице «Рига» или у Ротина, и там все его издержки, сверх платы за нумер, ограничивались требованием самовара, потому что
чай и сахар у него
были свои, а вместо обеда он насыщался холодными закусками с сайкой, покупаемыми у лоточников.
— Что ж,
чай, любезности
напевают Марье Потапьевне?
— Ну, к Марье Потапьевне так к Марье Потапьевне! А у ней соскучитесь, так с Иваном Иванычем займетесь. Иван Иваныч! вот, братец, гость тебе! Займи! да смотри, чтоб не соскучился! Да
чаю им, да по питейной части чтоб неустойки не
было! Милости просим, сударь!
— Гм… это похвально! Все должны бы так думать… Но вы, надеюсь,
напоите меня
чаем?
— Помилуйте, ваше превосходительство, с превеликим нашим удовольствием. Даже за счастие-с… как мы еще папаши вашего благодеяния помним… Не токма что чашку
чаю, а даже весь дом-с… все, можно сказать, имущество… просто, значит, как
есть…
Иной всю жизнь без штанов жил, да и дела отродясь в глаза не видал — ан, смотришь, он в трактире
чай пьет, поддевку себе из синего сукна сшил!
— На пароход еще за сутки приедем. Ты,
чай, и
выпил, и закусил дома с «барином», а я на пустых-то щах только зубы себе нахлопал!
— Нет, ты мое угадай, а я твое слово давно угадал! Нам, мол, умныим,
чай надо
пить, а вы, дураки, невелики бары: и за деньги босиком проходите!
Ну, да этот убогонький, за нас богу помолит! — думает Марья Петровна, — надо же кому-нибудь и богу молиться!.."И все-то она одна, все-то своим собственным хребтом устроила, потому что хоть и
был у ней муж, но покойник ни во что не входил, кроме как подавал батюшке кадило во время всенощной да каждодневно вздыхал и за обедом, и за ужином, и за
чаем о том, что не может сам обедню служить.
— А я вот что, братец. Я велю вареньица подать, нам и веселее
будет. А потом и
чаю; ведь ты
чай любишь?
— А уж я-то как благодарна тебе, Анисимушко! так благодарна! так благодарна! Дети! Феогност! Нонночка! велите Анисимушку
чаем напоить! С богом, Анисимушко!
—
Будет, мой друг, к обеду, непременно
будет. И Нонночка с мужем — все вместе приедут.
Чай, ты уж слышал: ведь я дочку-то замуж выдала! а какой человек… преотличнейший! В следователях служит у нас в уезде, на днях целую шайку подмётчиков изловил! Вот радость-то
будет! Ах, ты родной мой, родной!
— Ну, уж,
чай, где ничего! Состарелась я, голубчик, вот только духом еще бодра, а тело… А впрочем, и то сказать! Об красоте ли в моем положении думать (она вздохнула)! Живу здесь в углу, никого не вижу. Прежде хоть Нонночка
была, для нее одевалась, а теперь и одеваться не для кого.
— Так то мужчины, мой друг! — наставительно заметила Машенька, — ихнее и воспитанье такое! Так вот как: стало
быть, и Иудушка… то бишь, и Порфирий Владимирыч в радости… сосед дорогой! Да что ж ты, милочка, в россказни пустилась, а мужа-то дяденьке и не представишь! Все,
чай, не худо попросить в родственное расположение принять!
— Внучки Арины Петровны —
чай, помнишь, братец! — отрекомендовала их мне Машенька. — Приятельница мне
была, а во многих случаях даже учительница. А христианка какая… даже кончина ее… ну, самая христианская
была! Пришла в праздник от обедни, чайку покушала, легла отдохнуть — так мертвенькую в постели и нашли!
— А ты как думала, дурочка! Ведь я на государственной службе состою и, следовательно, несу известные обязанности. Государство, мой друг, не шутит. Оно уволило меня на двадцать восемь дней, а на двадцать девятый день требует, чтоб я
был на своем посту. Ступай же, ангел мой, и постарайся заснуть! В десять часов я тебя разбужу, ты нальешь мне
чаю, а в одиннадцать часов я беру шляпу и спешу в департамент!
— Как,
чай, дворянам не
быть, — ответил он, — только документов у них настоящих нет, а по-ихнему — все-таки дворяне.