Неточные совпадения
Впрочем, вы не будете тут искать исключительной точности — прошу смотреть без излишней взыскательности на мои воспоминания о
человеке, мне близком
с самого нашего детства: я гляжу на Пушкина не как литератор, а как друг и товарищ.
Это замечание мое до того справедливо, что потом даже, в 1817 году, когда после выпуска мы, шестеро, назначенные в гвардию, были в лицейских мундирах на параде гвардейского корпуса, подъезжает к нам граф Милорадович, тогдашний корпусный командир,
с вопросом: что мы за
люди и какой это мундир?
Пушкин
с самого начала был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии: это удел эксцентрического существа среди
людей.
Повторяю свое мнение и рад говорить вечно, что легче найти квадратуру круга, нежели средство написать путешествие сообразно
с истиною и скромностию, не введя в замешательство себя самого или какого-нибудь другого честного
человека» (переведено
с немецкого; напечатано в «Вестнике Европы» за 1814 г., т. 78, № 22, ноябрь, отд.
Мы
с ним постоянно были в дружбе, хотя в иных случаях розно смотрели на
людей и вещи; откровенно сообщая друг другу противоречащие наши воззрения, [В рукописи после этого густо зачеркнуто несколько строк; в этом абзаце зачеркнуто еще несколько отдельных строк.] мы все-таки умели их сгармонировать и оставались в постоянном согласии.
Как-то в разговоре
с Энгельгардтом царь предложил ему посылать нас дежурить при императрице Елизавете Алексеевне во время летнего ее пребывания в Царском Селе, говоря, что это дежурство приучит молодых
людей быть развязнее в обращении и вообще послужит им в пользу.
Князь Юсупов (во главе всех, про которых Грибоедов в «Горе от ума» сказал: «Что за тузы в Москве живут и умирают»), видя на бале у московского военного генерал-губернатора князя Голицына неизвестное ему лицо, танцующее
с его дочерью (он знал, хоть по фамилии, всю московскую публику), спрашивает Зубкова: кто этот молодой
человек? Зубков называет меня и говорит, что я — Надворный Судья.
Несколько
человек:
С. Г. Волконский,
С. П. Трубецкой и другие были посланы в горные рудники Нерчинска, где их ставили на работу наравне
с самыми тяжкими уголовными преступниками.
В Москве я почти ни
с кем не знаком, да вряд ли много и познакомлюсь. Приятно было по службе встретить некоторых
людей благородных — вообще приемом начальства я не могу довольно нахвалиться.
Тяжело мне быть без известий о семье и о вас всех, — одно сердце может понять, чего ему это стоит; там я найду
людей,
с которыми я также душою связан, — буду искать рассеяния в физических занятиях, если в них будет какая-нибудь цель; кроме этого, буду читать сколько возможно в комнате, где живут, как говорят, тридцать
человек.
Нас везут к исполнению приговора; сверх того, как кажется, нам будет какая-то работа, соединенная
с заключением в остроге, — следовательно, состояние гораздо худшее простых каторжных, которые, хотя и бывают под землей, но имеют случай пользоваться некоторыми обеспечениями за доброе поведение и сверх того помощью добрых
людей устроить себе состояние довольно сносное.
Мы выехали из Тобольска 1 ноября на обывательских лошадях
с жандармами и частным приставом, который так добр, что на ночь позволяет нам снимать цепи, что мы делаем
с осторожностью, ибо за этими
людьми присматривают и всякое добро может им сделать неприятность.
Я много уже перенес и еще больше предстоит в будущем, если богу угодно будет продлить надрезаннуюмою жизнь; но все это я ожидаю как должно
человеку, понимающему причину вещей и непременную их связь
с тем, что рано или поздно должно восторжествовать, несмотря на усилие
людей — глухих к наставлениям века.
В первом вашем письме вы изложили весь ваш быт и сделали его как бы вновь причастным семейному вашему кругу. К сожалению, он не может нам дать того же отчета — жизнь его бездейственная, однообразная! Живет потому, что провидению угодно, чтоб он жил; без сего убеждения
с трудом бы понял, к чему ведет теперешнее его существование. Впрочем, не огорчайтесь:
человек, когда это нужно, находит в себе те силы, которые и не подозревал; он собственным опытом убедился в сей истине и благодарит бега.
Вместе
с моим письмом вы получите 6 видов:они вас познакомят
с местами, где был и где теперь живет преданный вам
человек.
Что вы сами скажете про
человека, понимающего все лишения, неразлучные
с настоящим и будущим его существованием, если он решится принять великодушную жертву, на которую так способно возвышенное сердце женщины?
Во всем, что вы говорите, я вижу
с утешением заботливость вашу о будущности; тем более мне бы хотелось, чтоб вы хорошенько взвесили причины, которые заставляют меня как будто вам противоречить, и чтоб вы согласились со мною, что
человек, избравший путь довольно трудный, должен рассуждать не одним сердцем, чтоб без упрека идти по нем до конца.
С грустью посетил места, где покоится прах
людей, нам близких и невозвратимых.
Мы как будто
с ним не расставались: добрый, почтенный
человек во всем смысле слова.
Приехавши ночью, я не хотел будить женатых
людей — здешних наших товарищей. Остановился на отводной квартире. Ты должен знать, что и Басаргин
с августа месяца семьянин: женился на девушке 18 лет — Марье Алексеевне Мавриной, дочери служившего здесь офицера инвалидной команды. Та самая, о которой нам еще в Петровском говорили. Она его любит, уважает, а он надеется сделать счастие молодой своей жены…
Товарищи мои вам знакомы: теперь все трое женатые
люди; стараются сколько возможно приучить меня к новому месту моего пребывания; но я еще не освоился
с ним.
Опоздал я сегодня беседой
с тобой — надеюсь, что ты простишь нескладицу больного
человека.
Пушкин простит, что я к нему особенно не пишу, — он знает меня хорошо и не взыщет
с хворого бестолкового
человека…
Поговорите
с ним, он вам все объяснит лучше меня, и вы
с удовольствием будете его слушать — он
человек очень неглупый.
Как сон пролетели приятные минуты нашего свидания. Через 24 часа после того, как я взглянул в последний раз на вас, добрый мой Иван Дмитриевич, я уже был в объятиях детей и старушки Марьи Петровны. Они все ожидали меня как необходимого для них
человека. Здесь я нашел Басаргина
с женой: они переехали к нам до моего возвращения. Наскоро скажу вам, как случилось горестное событие 27 декабря. До сих пор мы больше или меньше говорим об этом дне, лишь только сойдемся.
Скоро будет отсюда случай к вам, я к тому времени приготовлю все, что мне поручали в Ялуторовске.
С почтой невозможно отправить заветных рукописей. По-моему бы и можно, но вы будете называть меня неосторожным
человеком, и я не хочу в мои преклонные лета заслужить такого мнения.
Я скажу только, что это
люди добрые, которых можно видеть иногда; часто же
с ними быть тоска.
Это старый мой знакомый — порядочный
человек, только теперь смешон тем, что неразлучен
с звездой — носит ее и здесь.
…Новая семья, [Семья Н. В. Басаргина.]
с которой я теперь под одной крышей, состоит из добрых
людей, но женская половина, как вы можете себе представить, — тоска больше или меньше и служит к убеждению холостяка старого, что в Сибири лучше не жениться. Басаргин доволен своим состоянием. Ночью и после обеда спит. Следовательно, остается меньше времени для размышления.
Энгельгардт возится
с нашим Паскалем и никак не может вывести его в
люди. Я советую Бобрищеву-Пушкину обратиться к прусскому королю — авось он, для чести русской словесности, напечатает эту рукопись…
С этим убеждением я предлагаю мысль мою на усмотрение
людей опытных и облеченных властию.
Очень
человек добрый и смышленый; приятно
с ним потолковать и приятно видеть готовность его на всякую услугу: в полном смысле слова верный союзник, исполняет наши поручения, выписывает нам книги, журналы, которые иначе должны бы были
с громким нашим прилагательным [Прилагательное — по приказу Николая I декабристы официально назывались «государственными преступниками»; они обязаны были отмечать это на конвертах своих писем и всякого рода документах.] отправляться в Тобольск, прежде нежели к нам доходить.
Сенатора прислали
с целой ордой правоведцев; они все очищают только бумаги, и никакой решительно пользы не будет от этой дорогой экспедиции. Кончится тем, что сенатору, [Сенатор — И. Н. Толстой.] которого я очень хорошо знаю
с давних лет, дадут ленту, да и баста. Впрочем, это обыкновенный ход вещей у нас. Пора перестать удивляться и желать только, чтобы, наконец, начали добрые, терпеливые
люди думать: нет ли возможности как-нибудь иначе все устроить? Надобно надеяться, что настанет и эта пора.
Может быть, Казадаев
с вами повидается; он
человек очень добрый, инспекторствовал здесь два года по почтовой части, объехал всю Сибирь и познакомился со всеми нашими, рассыпанными по огромному пространству.
Именно в тот день, когда воспоминание соединяет меня
с покойным вашим дядей и
с будущим вашим мужем, пришлось мне отвечать на добрые ваши строки; 19 октября без сомнения и вам известно, хотя, по преданию, оно давно меня связало
с близкими вам
людьми и эта связь не страдает ни от каких разлук.
Совестно видеть, что государственные
люди, рассуждая в нынешнее время о клеймах, ставят их опять на лицо
с корректурною поправкою; уничтожая кнут,
с неимоверной щедростию награждают плетьми, которые гораздо хуже прежнего кнута, и, наконец, раздробляя или, так сказать, по словам высочайшего указа, определяя
с большею точностью и род преступлений и степень наказаний, не подумали, что дело не в издании законов, а в отыскании средств, чтобы настоящим образом исполнялись законы.
В надежде на снисхождение вашего сиятельства, прямо к вам обращаюсь
с покорнейшею просьбою; знаю, что следовало бы просить по начальству; но как дело идет о здоровье, которое не терпит промедления, то уверен, что вы простите больному
человеку это невольное отклонение от формы и благосклонно взглянете на его просьбу.
На Новый год обнимаю вас, добрый друг; я здесь, благодарный богу и
людям за отрадную поездку. Пожмите руку Александре Семеновне, приласкайте Сашеньку. Аннушка моя благодарит ее за милый платочек. Сама скоро к ней напишет. Она меня обрадовала своею радостью при свидании. Добрые старики все приготовили к моему приезду. За что меня так балуют, скажите пожалуйста. Спешу. Обнимите наших. Скоро буду
с вами беседовать. Не могу еще опомниться.
Судьба меня баловала и балует. Родные, которых ты теперь за меня оберегаешь, в продолжение 1/4века заставляют меня забывать, что я не
с ними: постоянные попечения. Я иногда просто таю в признательном чувстве. Вы, добрые
люди, тоже в нем не забыты — Борис уже не раз слышал, сколько я ему благодарен.
Кстати, надобно сказать тебе, что на днях я об тебе говорил
с Шамардиным, который
с тобой был у Малиновского в Каменке; он теперь служит в Омске и был в Ялуторовске по делам службы. От него я почерпаю сведения о флоте, хотя этот источник не совсем удовлетворителен. Он
человек честный, но довольно пустой.
Какой же итог всего этого болтания? Я думаю одно, что я очень рад перебросить тебе словечко, — а твое дело отыскивать меня в этой галиматье. Я совершенно тот же бестолковый, неисправимый
человек,
с тою только разницею, что на плечах десятка два
с лишком лет больше. Может быть, у наших увидишь отъезжающих, которые везут мою рукопись, ты можешь их допросить обо мне, а уж я, кажется, довольно тебе о себе же наговорил.
Обними всех наших сенаторов и других чинов
людей. Сожителя твоего как теперь вижу, — мне Annette писала, что ты живешь
с Яковлевым. Когда будет возможность (а возможность эта бывает), скажи мне о всех наших несколько слов.
На днях у меня был Оболенский, он сын того, что был в Лицее инспектором. Вышел в 841-м году. Служит при Гасфорте, приезжал в Ялуторовск по какому-то поручению и, услышав мою фамилию, зашел навестить меня.
С ним я потолковал о старине. Он нашел, что я еще мало стар; забросал я его вопросами местными, напомнил ему, что он жил
с отцом во флигеле в соседстве
с Ротастом. Тогда этот Оболенский несознательно бегал — ему теперь только 32 года. — Только странный какой-то
человек, должно быть вроде своего отца.
Вы уже слышали о смерти Катерины Ивановны Трубецкой. Не вдруг свыкнешься
с мыслью об этой утрате. В Тобольске очень трудно болен Вольф и, кажется, вряд ли может выздороветь.
С прошлого ноября между нами не досчитывается восемь
человек…
… [Опущены подробности о проявляемой «нашим любезным», но увлекающимся H. Н. Муравьевым несправедливости к некоторым из его помощников. Сам Пущин простудился, и голос его «не отличается звучностью»; впрочем, декабристы «уже 30 лет лишены голоса».] Прекрасно делаете, что оставляете под красным сукном надежды, которыми и вас, как и меня, потчуют добрые
люди. Это очень понятно и естественно
с их стороны, но, кажется, мы, допотопные, не подлежим ни переменам погоды, ни переменам царства.
8-го приехал погостить Казимирский
с Сашурой миниатюрной. Они и теперь у меня, останутся до масленицы. Он необыкновенно добрый
человек, особенно к твоему холодномудругу. Не смею опять спросить, за что?…
…24 — го я отправил барону твои деньги; разумеется, не сказал, от кого, только сказал, что и не от меня… От души спасибо тебе, друг, что послала по возможности нашему старику. В утешение тебе скажу, что мне удалось чрез одного здешнего доброго
человека добыть барону ежемесячно по 20 целковых. Каждое 1-ое число (начиналось
с генваря) получаю из откупа эту сумму и отправляю, куда следует. Значит, барон покамест несколько обеспечен…
Сегодня откликаю тебе, любезный друг Николай, на твой листок от 2 марта, который привез мне 22-го числа Зиночкин жених. Он пробыл
с нами 12 часов: это много для курьера и жениха, но мало для нас, которые на лету ловили добрых
людей. Странное дело — ты до сих пор ни слова не говоришь на письма
с Кобелевой…
Она и мне никогда об этом не говорит. Тут какая-то семейная тайна. При всей мнимой моей близости со вдовою, я не считал себя вправе спрашивать и допрашивать. Между тем на меня делает странное впечатление эта холодная скрытость
с близким ей
человеком. Воображение худо как-то при этом рисует ее сердце.
В Тобольске состоялся приговор над скопцами. Между прочими приговоренными к ссылке в Туруханск — два брата Гавасины, которые в малолетстве приобщены к этой секте, не сознательно сделались жертвами и потом никаких сношений
с сектаторами не имели. Мать послала в нынешнем месяце просьбу к министру юстиции. Шепните, кому следует, за этих бедных
людей. Если потребуют дело в сенат, то все будет ясно. Приговоренные сидят в тюменском остроге…