«Задним умом крепка! — упрекала она мысленно себя. — Если б я сломала беседку тотчас, когда Верочка сказала мне все… тогда, может быть, злодей догадался бы и не писал ей
проклятых писем!»
Конечно, все это было глупо, но уж таковы свойства всякой глупости, что от нее никуда не уйдешь. Доктор старался не думать о
проклятом письме — и не мог. Оно его мучило, как смертельный грех. Притом иметь дело с открытым врагом совсем не то, что с тайным, да, кроме того, здесь выступали против него целою шайкой. Оставалось выдерживать характер и ломать самую дурацкую комедию.
Неточные совпадения
— Греческий язык писал… Милый наш родственник, значит, Харченко. Он на почте заказным
письмом отправлял статью, — ну, и вызнали, куда и прочее. И что только человеку нужно? А главное,
проклятый хохол всю нашу фамилию осрамил… Добрые люди будут пальцами указывать.
Почему про этого
проклятого «рыцаря бедного» в этом анонимном
письме упомянуто, тогда как она
письмо от князя даже сестрам не показала?
«И как смели, как смели мне это
проклятое анонимное
письмо написать про эту тварь, что она с Аглаей в сношениях? — думала Лизавета Прокофьевна всю дорогу, пока тащила за собой князя, и дома, когда усадила его за круглым столом, около которого было в сборе всё семейство, — как смели подумать только об этом?
Врешь ты,
проклятая собачонка! Экой мерзкий язык! Как будто я не знаю, что это дело зависти. Как будто я не знаю, чьи здесь штуки. Это штуки начальника отделения. Ведь поклялся же человек непримиримою ненавистию — и вот вредит да и вредит, на каждом шагу вредит. Посмотрим, однако же, еще одно
письмо. Там, может быть, дело раскроется само собою.
Но было уже одно
проклятое, ненавистное обстоятельство, которое и в эти минуты смущало, томило и даже просто угнетало меня: это обстоятельство опять-таки заключалось в том же роковом борзенском
письме, которого неотвязное предчувствие заставляло меня страшно бояться, и, как ниже увидим, совершенно справедливо.