Неточные совпадения
При этом передвижении мы
все несколько приободрились, начали ходить в ожидании представления министру и начала экзамена.
Все 30 воспитанников собрались. Приехал министр,
все осмотрел, делал нам репетицию церемониала в полной форме, то есть вводили нас известным порядком в залу, ставили куда следует по, списку, вызывали и учили кланяться по направлению к месту, где будут сидеть император и высочайшая фамилия.
При этом неизбежно были презабавные сцены неловкости и ребяческой наивности.
Торжество началось молитвой. В придворной церкви служили обедню и молебен с водосвятием. Мы на хорах присутствовали
при служении. После молебна духовенство со святой водою пошло в Лицей, где окропило нас и
все заведение.
Публика
при появлении нового оратора, под влиянием предшествовавшего впечатления, видимо, пугалась и вооружилась терпением; но по мере того, как раздавался его чистый, звучный и внятный голос,
все оживились, и к концу его замечательной речи слушатели уже были не опрокинуты к спинкам кресел, а в наклоненном положении к говорившему: верный знак общего внимания и одобрения!
Все кончилось уже
при лампах. Водворилась тишина.
Для Лицея отведен был огромный, четырехэтажный флигель дворца, со
всеми принадлежащими к нему строениями. Этот флигель
при Екатерине занимали великие княжны: из них в 1811 году одна только Анна Павловна оставалась незамужнею.
Обед состоял из трех блюд (по праздникам четыре). За ужином два. Кушанье было хорошо, но это не мешало нам иногда бросать пирожки Золотареву в бакенбарды.
При утреннем чае — крупичатая белая булка, за вечерним — полбулки. В столовой, по понедельникам, выставлялась программа кушаний на
всю неделю. Тут совершалась мена порциями по вкусу.
Жизнь наша лицейская сливается с политическою эпохою народной жизни русской: приготовлялась гроза 1812 года. Эти события сильно отразились на нашем детстве. Началось с того, что мы провожали
все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого Лицея; мы всегда были тут,
при их появлении, выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечною молитвой, обнимались с родными и знакомыми — усатые гренадеры из рядов благословляли нас крестом. Не одна слеза тут пролита.
Когда начались военные действия, всякое воскресенье кто-нибудь из родных привозил реляции; Кошанский читал их нам громогласно в зале. Газетная комната никогда не была пуста в часы, свободные от классов: читались наперерыв русские и иностранные журналы
при неумолкаемых толках и прениях;
всему живо сочувствовалось у нас: опасения сменялись восторгами
при малейшем проблеске к лучшему. Профессора приходили к нам и научали нас следить за ходом дел и событий, объясняя иное, нам недоступное.
После этого мы как-то не часто виделись. Пушкин кружился в большом свете, а я был как можно подальше от него. Летом маневры и другие служебные занятия увлекали меня из Петербурга.
Все это, однако, не мешало нам,
при всякой возможности встречаться с прежней дружбой и радоваться нашим встречам у лицейской братии, которой уже немного оставалось в Петербурге; большею частью свидания мои с Пушкиным были у домоседа Дельвига.
Кони несут среди сугробов, опасности нет: в сторону не бросятся,
все лес, и снег им по брюхо — править не нужно. Скачем опять в гору извилистой тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились смаху в притворенные ворота
при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора…
Уцелели бы
все эти дорогие подробности, если бы тогда
при нас был стенограф.
Он поступил,
при размещении по заводам, на общем основании — для
всех ссылаемых без особого распоряжения.
Черевин, бедный,
все еще нехорош — ждет денег от Семенова, а тот до сих пор ни слова к нему не пишет… N-ские очень милы в своем роде, мы иногда собираемся и вспоминаем старину
при звуках гитары с волшебным пением Яковлева, который все-таки не умеет себя представить.
Сегодня мы нагнали Якушкина, и он просил, чтоб вы им
при случае сказали по получении сего письма, что он здоров, с помощью божьей спокоен. Вообрази, что они, несмотря на
все неприятные встречи, живут в Ярославле и снабжают
всем, что нужно. Я истинно ее руку расцеловал в эту дверь… Я видел в ней сестру, и это впечатление надолго оставило во мне сладостное воспоминание, — благодарите их.
Я часто вспоминаю слова ваши, что не трудно жить, когда хорошо, а надобно быть довольным, когда плохо. Благодаря бога я во
всех положениях довольно спокоен и очень здоров — что бог даст вперед
при новом нашем образе жизни в Читинской, что до сих пор от нас под большим секретом, — и потому я заключаю, что должно быть одно из двух: или очень хорошо, или очень дурно.
Он просит сказать доброму своему Егору Антоновичу, что он совершенно ожил, читая незабвенные для него строки, которыми так неожиданно порадован был 10 сего месяца. Вы узнаете, что верный вам прежний Jeannot [Иванушка — семейное и лицейское прозвище Пущина.]
все тот же; что он не охлажден тюрьмою, с тою же живостью чувствует, как и прежде, и сердцем отдохнул
при мысли, что добрый его старый директор с высот Уральских отыскивал отдаленное его жилище и думу о нем думал.
Уже с поселения почаще буду
всех навещать моими посланиями, ты и Марья будете иметь свою очередь; прошу только не поскучать многоречием и большей частью пустословием моим. Между тем, по старой памяти, могу тебе заметить, что ты не знаешь внутренних происшествий.Поклон твой Митькову остается
при тебе по очень хорошей причине: я не могу передать его в Красноярск, где он с 1836 года.
Все здешние твои знакомые тебя приветствуют…
…Последняя могила Пушкина! Кажется, если бы
при мне должна была случиться несчастная его история и если б я был на месте К. Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России, хотя не
всем его стихам поклоняюсь; ты догадываешься, про что я хочу сказать; он минутно забывал свое назначение и
все это после нашей разлуки…
Денежные дела меня не беспокоят, они устроятся, как
все, что деньгами можно кончить, но существование его там в одиночестве так не должно продолжаться; я многих выражений истинно не понимаю — он в каком-то волнении, похожем на то, что я ощущаю
при биении моего сердца…
Об Нарышкиных имею известие от брата Петра из Прочного Окопа, — Нарышкин чуть было не задушил его, услышавши знакомый ему мой голос. Родственно они приняли моего Петра, который на год отправился по собственному желанию в экспедицию. Теперь они
все в горах. Талызин уехал в Петербург и, кажется, не воротится, я этому очень рад.
При нем я бы не поехал по приглашению Фонвизина.
Может быть,
при коротком свидании мне не удалось их раскусить, или мы древностью своею историческою их испугали, хотя, мне кажется с нами-то им удобнее
всего было распахнуться в здешней степи, где чиновный люд способен видеть их неопытность, не подозревая даже образования залетных ревизоров.
По крайней мере я могу вас в этом уверить, что
при прощании со мною он, говоря о своем совершенно расстроенном здоровье, мне сказал, что
вся надежда его на родственников, которые призрят его детей.
Спасибо тебе, милый друг Тони, за твои строки: с удовольствием прочел твой рассказ, из которого вижу, что ты проводишь время с пользою и приятностию. Познакомь меня с новым твоим наставником и уверь его, что я сердечно благодарен ему за
все попечения об тебе. Ты должен стараться в этот последний год хорошенько приготовиться к экзамену, чтобы
при поступлении в училище получить полные баллы.
Зима у нас с Варварина дня настоящая сибирская:
все около 30° ртуть шевелится; были дни, что и не шевелилась. — Вам, южным и западным жителям, это непонятно, а мы уж к этому привыкли, лишь бы
при таком морозе не было ветру, а то бывает неловко.
Сообщите, не узнали ли чего-нибудь о петербургских новостях
при проезде князя. Здесь совершенная глушь. Меж тем, кажется, должно что-нибудь быть,
все одно и то же говорят.
Вы удивляетесь, что Ивану Александровичу отказали приехать в Тобольск, а я дивлюсь, что он просился. Надобно было просить ехать в виде золотоискателя. Я читал его письмо Орлову и ответ Орлова. Странно только то, что Орлов
при свидании в Москве с Ив. Ал. сказал, чтоб он написал к нему и потом ничего не сделал. Впрочем,
все это в порядке вещей… [И. А. Фонвизин просил разрешения поехать в Тобольск для свидания с братом.]
Оставлю докладную записку обо
всем, что хотел ему сказать, и
при свидании летом в Ялуторовске повторю
все на словах.
На Новый год обнимаю вас, добрый друг; я здесь, благодарный богу и людям за отрадную поездку. Пожмите руку Александре Семеновне, приласкайте Сашеньку. Аннушка моя благодарит ее за милый платочек. Сама скоро к ней напишет. Она меня обрадовала своею радостью
при свидании. Добрые старики
все приготовили к моему приезду. За что меня так балуют, скажите пожалуйста. Спешу. Обнимите наших. Скоро буду с вами беседовать. Не могу еще опомниться.
Не знаю, как тебе высказать
всю мою признательность за твою дружбу к моим сестрам. Я бы желал, чтоб ты, как Борис, поселился в нашем доме. Впрочем, вероятно, у тебя казенная теперь квартира. Я спокойнее здесь, когда знаю, что они окружены лицейскими старого чекана. Обними нашего директора почтенного. Скоро буду к нему писать. Теперь не удастся. Фонвизины у меня — заранее не поболтал на бумаге, а
при них болтовня и хлопоты хозяина, радующегося добрым гостям. Об них поговорю с Николаем.
— Я
всем говорю, что я сослан
при Петре, и
все удивляются, что я так молод.
Подняли крышку, и
все ахнули от восхищения
при виде работы отчетливой и новой для нас — сибиряков — работы г-на Зике.
Одним словом, ура Лицею старого чекана! Это был вечером тост
при громком туше.
Вся древность наша искренно разделила со мной благодарное чувство мое; оно сливалось необыкновенно приятно со звуками вашего фортепиано. Осушили бокалы за вас, добрые друзья, и за нашего старого директора. Желали вам
всего отрадного; эти желания были так задушевны, что они должны непременно совершиться.
Вероятно, тебя видел Иван Федорович Иваницкий, медик, путешествовавший на судах Американской компании. Он тебя знает и обещал мне,
при недавнем свидании здесь, передать тебе мой привет.
Всеми способами стараюсь тебя отыскивать, только извини, что сам не являюсь. Нет прогонов. Подождем железную дорогу. Когда она дойдет [до] Ялуторовска, то, вероятно, я по ней поеду. Аннушка тебя целует.
Пора обнять вас, почтенный Гаврило Степанович, в первый раз в нынешнем году и пожелать вместо
всех обыкновенных
при этом случае желаний продолжения старого терпения и бодрости: этот запас не лишний для нас, зауральских обитателей без права гражданства в Сибири. Пишу к вам с малолетним Колошиным, сыном моего доброго товарища в Москве. Сережа, который теперь полный Сергей Павлович, как вы видите,
при мне был на руках у кормилицы.
Все эти дела очень побледнели
при теперешних событиях, о которых не будем говорить.
В одно и то же время, как тебе, писал и Горбачевскому — до сих пор от него ни слуху ни духу. Видно, опять надобно будет ждать серебрянку, [Серебрянка — обоз с серебряной рудой из Нерчинска а Петербург.] чтоб получить от него весточку. Странно только то, что он
при такой лени черкнуть слово всякий раз жалуется, что
все его забыли и считает
всех перед ним виноватыми. Оригинал — да и только! — Распеки его
при случае.
Я
при ней и хохотал и дурачился, но
все это было не совсем искренно.
Что будет дальше — неизвестно и также трудно разгадать, как
все современные вопросы, о которых дал себе слово не писать, а только спорить и кричать без конца. Это и исполняется
при наших сходках. Если угодно участвовать, милости просим сюда. Однако донесения из Крыма так на меня подействовали, что несколько дней и не спорил. Грешно потчевать православных такими бюллетенями. — Но я забыл, что не пишу о событиях.
Не нужно вам повторять, что мы здесь читаем
все, что можно иметь о современных событиях, участвуя сердечно во
всем, что вас волнует. Почта это время опаздывает, и нетерпение возрастает. Когда узнал о смерти Корнилова, подумал об его брате и об Николае, товарище покойного. Совершенно согласен с нашим философом, что
при такой смерти можно только скорбеть об оставшихся.
Давно не было от тебя, любезный друг Николай, весточки прямой — и жена твоя что-то молчит. Я понимаю, что на вас
всех, как на меня, действуют современные дела. Они неимоверно тяготят — как-то не видишь деятеля
при громадных усилиях народа. Эти силы, без двигателя, только затруднение во
всех отношениях.
Поцелуй Таню [Таней называла себя в переписке с Пущиным Н. Д. Фонвизина, заявлявшая, что в «Евгении Онегине» Пушкин изобразил ее брак с Фонвизиным и что ее отношения к Пущину
при жизни мужа сходны с отношением Татьяны к Онегину.] — меня пугает слово на надписях.
Все какое-то прощание! а я это слово не люблю вообще, а особенно от нее. Не лучше ли: до свидания! Где-нибудь и как-нибудь.
Дорога меня немного поме[ша?]ла, нога почувствовала эту передрягу, но я
все в Тобольское действовал. Навестил
всех близких. Подробности
при свидании.
Теперь не знаю, что тебе сказать — на твое сердечное излияние. И я в тумане. Авось явится солнышко.
Все в каком-то недоумении. Невольно продолжается то, что было
при тебе. Просто чудеса! Видно, так надобно для испытания. Дело необыкновенное. Не испугайся, когда увидишь меня…
Пожалуйста, не смущайтесь вопросами — на это нечего обращать внимания.
Все это такой вздор — хоть именно досадно, что Ивана Дмитриевича преследовали эти пустяки. Я тоже уверен, что cela a mis de l'eau dans son vin. [Этим подмешали воды в его вино (то есть ухудшили его положение) (франц.).] Самая жизнь в деревне Толстого верно отозвалась на его расстроенном организме, не говоря уже о нравственном страдании
при разлуке с семьею Евгения. Обнимаю вас.
…Марлинского величали Александром Александровичем. О знакомстве и близости Пушкина с ним и с Рылеевым не берусь теперь ничего сказать. Как в тумане
все это. Поговорим
при свидании. Теперь
весь в почте. Пропасть ответов. Остальные ваши вопросы до того же времени откладываю. Вероятно, от этого промедления не пострадает род человеческий…
Знакомство и сношения могли быть в 15, 19 и 20-м году. Я смутно вспоминаю это время. Тогда сам я не был знаком ни с Кондратием, ни с Марлинским.
При свидании
все это разберем по косточкам. Теперь решительно не об этом думаю. Скопилось много разных дел. Почта не ждет…