День был ясный, солнечный, но холодный. Мне страшно надоела съемка, и только упорное желание довести ее до конца не позволяло бросить работу. Каждый раз, взяв азимут, я спешно зарисовывал ближайший рельеф, а затем согревал руки дыханием. Через час пути мы догнали какого-то мужика. Он
вез на станцию рыбу.
Неточные совпадения
— Да так… не выдержал характера: нужно было забастовать, а я все добивал до сотни тысяч, ну и продул все. Ведь раз совсем поехал из Ирбита,
повез с собой девяносто тысяч с лишком, поехали меня провожать, да с первой же
станции и заворотили назад… Нарвался
на какого-то артиста. Ну, он меня и раздел до последней нитки. Удивительно счастливо играет бестия…
Между тем Долгорукий, довольный тем, что ловко подшутил над приятелями, ехал торжественно в Верхотурье. Третья повозка
везла целый курятник, — курятник, едущий
на почтовых! По дороге он увез с нескольких
станций приходные книги, перемешал их, поправил в них цифры и чуть не свел с ума почтовое ведомство, которое и с книгами не всегда ловко сводило концы с концами.
В эти минуты он очень был похож
на гуртовщика, который
везет убойный скот по железной дороге и
на станции заходит поглядеть
на него и задать корму.
Среди этой поучительной беседы проходит час. Привезший вас ямщик бегает по дворам и продаетвас. Он порядился с вами, примерно,
на сто верст (до места) со сдачей в двух местах, за пятнадцать рублей, теперь он проехал тридцать верст и норовит сдать вас рублей за шесть, за семь. Покуда он торгуется, вы обязываетесь нюхать трактирные запахи и выслушивать поучения «гостей». Наконец ямщик появляется в трактир самолично и объявляет, что следующую
станцию повезет он же,
на тех же лошадях.
— Прошу тебя, прошу! — повторил Егор Егорыч, и часа через два он, улегшись вместе с Сверстовым в дорожную кибитку, скакал
на почтовых в Петербург, давая
на каждой
станции по полтиннику ямщикам
на водку с тем, чтобы они скорей его
везли.