Неточные совпадения
Измайлов до того был в заблуждении, что,
благодаря меня
за переводы, просил сообщить ему для его журнала известия о петербургском театре: он был уверен, что я живу в Петербурге и непременно театрал, между тем как я сидел еще на лицейской скамье.
На это я ему ответил, что он совершенно напрасно мечтает о политическом своем значении, что вряд ли кто-нибудь на него смотрит с этой точки зрения, что вообще читающая наша публика
благодарит его
за всякий литературный подарок, что стихи его приобрели народность во всей России и, наконец, что близкие и друзья помнят и любят его, желая искренно, чтоб скорее кончилось его изгнание.
Потом он мне прочел кой-что свое, большею частию в отрывках, которые впоследствии вошли в состав замечательных его пиэс; продиктовал начало из поэмы «Цыганы» для «Полярной звезды» и просил, обнявши крепко Рылеева,
благодарить за его патриотические «Думы».
В Петербурге навещал меня, больного, Константин Данзас. Много говорил я о Пушкине с его секундантом. Он, между прочим, рассказал мне, что раз как-то, во время последней его болезни, приехала У. К. Глинка, сестра Кюхельбекера; но тогда ставили ему пиявки. Пушкин просил
поблагодарить ее
за участие, извинился, что не может принять. Вскоре потом со вздохом проговорил: «Как жаль, что нет теперь здесь ни Пущина, ни Малиновского!»
Мой Надворный Суд не так дурен, как я ожидал. Вот две недели, что я вступил в должность; трудов бездна, средств почти нет. На канцелярию и на жалование чиновников отпускается две тысячи с небольшим. Ты можешь поэтому судить, что
за народ служит, — и, следовательно, надо
благодарить судьбу, если они что-нибудь делают. Я им толкую о святости нашей обязанности и стараюсь собственным примером возбудить в них охоту и усердие.
Annette! Кто меня поддерживает? Я в Шлиссельбурге сам не свой был, когда получал письмо твое не в субботу, а в воскресенье, — теперь вот слишком год ни строки, и я,
благодаря бога, спокоен, слезно молюсь
за вас. Это каше свидание. У Плуталова после смерти нашли вашу записку, но я ее не видал, не знаю, получили ли вы ту, которую он взял от меня и обещал вам показать.
Лепарский [См. Дневник М. И. Пущина (стр. 371 и сл.).] отличный человек, и это заставляет меня думать, что правительство не совсем хочет нас загнать. Я
за все
благодарю и стараюсь быть всем довольным. Бога ради — будьте спокойны, молитесь обо мне!
На днях получил доброе письмо ваше от 8-го генваря, почтенный, дорогой мой друг Егор Антонович! Оно истинно меня утешило и как будто перенесло к вам, где бывал так счастлив. Спасибо вам
за подробный отчет о вашем житье-бытье. Поцелуйте добрую мою М. Я. и всех ваших домашних: их воспоминание обо мне очень дорого для меня; от души всех
благодарю.
Он знает, кому из вас чем из этих вещей он обязан, и вполне каждого, в свою очередь,
благодарит за незаслуженную им дружбу.
Сердечно
благодарю вас
за верную ко мне дружбу и не берусь выражать моей признательности; вы меня знаете и не потребуете уверений, которые не передаются бумаге.
Только хочу
благодарить вас
за памятные листки о последних минутах поэта-товарища, как узнаю из газет, что нашего Илличевсксго не стало.
Не стану
благодарить тебя
за снисходительную твою дружбу ко мне: она нас утешила обоих и будет утешать в разлуке неизбежной; мы чувствами соединим твой восток с моим западом и станем как можно чаще навещать друг друга письмами.
Благодарю тебя, любезный друг Иван,
за добрые твои желания — будь уверен, что всегда буду уметь из всякого положения извлекать возможность сколько-нибудь быть полезным. Ты воображаешь меня хозяином — напрасно. На это нет призвания, разве со временем разовьется способность; и к этому нужны способы, которых не предвидится. Как бы только прожить с маленьким огородом, а о пашне нечего и думать.
Благодарю вас, добрый Иван Дмитриевич,
за все, что вы мне говорите в вашем письме. Утешительно думать, что мы с вами неразлучны; признаюсь, я бы хотел, чтоб мы когда-нибудь соединились в одном городке, мне бы гораздо лучше было; как-то здесь неудачно началось мое существование…
Вы имеете полное право, почтенный друг Егор Антонович, быть недовольным мною: нужна испытанная ваша доброта, чтобы простить мне с лишком трехмесячное мое молчание, до сих пор не
благодарил вас
за письмо ваше на лицейском листке, [Бумага с литографированным видом Лицея.] которое меня встретило в Тобольске.
Давно пора побеседовать с тобой, любезный друг Евгений; все поджидал твоего письма; наконец, пришедшая почта привезла мне твой листок от Нового года;
благодарю тебя сердечно
за добрые твои желания, в которых я нахожу старую, неизменную твою дружбу…
В двух словах скажу вам, почтенный Михаил Александрович, что три дня тому назад получил добрейшее письмо ваше с рукописью. От души
благодарю вас
за доверенность, с которою вы вверяете полезный ваш труд. Тут же нашел я, открыв письмо из Иркутска, и записочку доброго нашего Павла Сергеевича [Бобрищева-Пушкина]. Радуюсь вашему соединению…
Тотчас не
благодарил вас
за доброе ваше дружеское участие, ожидая от сестры ответа на мое намерение перебраться к вам как будто восвояси.
Марья Петровна
благодарит вас
за письмо. Старушка, ровесница Louis Philippe, очень довольна, что работа ее вам понравилась, и ей несколько приятно, что в Тобольске умеют ценить наши изделия. Мы необыкновенно ладно живем. Она ко мне привыкла и я к ней. Дети и няньки со мной в дружбе. К счастию, между последними нет красавиц — иначе беда бы моему трепещущему сердцу, которое под холодною моею наружностию имеет свой голос…
Не
благодарите меня
за письма, добрейшая Наталья Дмитриевна, читайте только терпеливо частые мои посла-кия.
История Собакского давно у нас известна.
Благодарю вас
за подробности. [Ссыльного поляка Собаньского убили его служащие с корыстной целью. Подробности в письме Якушкина от 28 августа 1841 г. (сб. «Декабристы», 1955, стр. 277 и сл.).] Повара я бы, без зазрения совести, казнил, хотя в нашем судебном порядке я против смертной казни. Это изверг. По-моему, также Собанский счастлив, но бедная его мать нашим рассуждением не удовольствуется…
Благодарю за добрые ваши советы: будьте уверены, что самая подвижностьмоего характера не помешает мне ими воспользоваться с признательностью
за вашу дружбу ко мне…
Померанцева и Черкасова
благодарили меня
за окончание их просьб, то есть
за определение детей их, куда они желали. Я эту благодарность в натуре передаю по принадлежности Михаилу Александровичу…
Наши здешние все разыгрывают свои роли, я в иных случаях только наблюдатель… [Находясь в Тобольске, Пущин получил 19 октября письмо — от своего крестного сына Миши Волконского: «Очень, очень
благодарю тебя, милый Папа Ваня,
за прекрасное ружье… Прощай, дорогой мой Папа Ваня. Я не видал еще твоего брата… Неленька тебя помнит. Мама свидетельствует тебе свое почтение… Прошу твоего благословения. М. Волконский» (РО, ф. 243, оп. I, № 29).]
Очень понимаю, как бедная Варя утомилась душой;
поблагодари ее, если мое письмо застанет вас вместе. Добрые ее строки вполне выражают состояние ее души: она
за нас всех отсутствующих сострадала больной. Сходи
за меня на родную могилу, поклонись праху. Тут соединяются все наши молитвы.
Прошлого месяца 28-го числа Жадовский привез мне ваше письмецо и книги.
Благодарю вас, почтенный Яков Дмитриевич, и
за то и
за другое. Книги мы прочтем и прибережем до вашего приезда. Бог даст, доживем и до этого свиданья.
Желаю вам весело начать новый год — в конце его минет двадцатилетие моих странствований.
Благодарю бога
за все прошедшее, на него надеюсь и в будущем. Все, что имело начало, будет иметь и конец: в этой истине все примиряется.
Между тем он вздумал было мне в будущем январе месяце прислать своего шестилетнего Мишу на воспитание и чтоб он ходил в здешнюю Ланкастерскую школу. [Школа учреждена И. Д. Якушкиным; сыграла крупную роль в просвещении сибирских обитателей (см. Н. М. Дружинин, Декабрист И. Д. Якушкин и его ланкастерская школа, «Ученые записки Моск. гор. педагог, инст-та», т. II, в. I, 1941, стр. 33 и сл.).] Я
поблагодарил его
за доверие и отказался.
Все наши вас приветствуют. Александра Васильевна
благодарит за бумагу, хотя я не знаю, какая была в ней надобность. Это все Марья Казимировна заставляла ее достать, как будто это ковер-самолет, на котором улетишь. Да и куда ей лететь?
Получила ли Наталья Дмитриевна облатки? Я их послал с Васильем Ивановичем. Я его
благодарю за хлопоты обо мне, но только жаль, что он, вероятно, напугал моих родных, которым я никогда не пишу о моих болезнях, когда тут не замешивается хандра 840-го года. Она от них не может укрыться, потому что является в каждом моем слове.
Все наши вас приветствуют и
благодарят за воспоминание. Все старики здоровы, один я по временам вожусь с лихорадкой.
Оригинал мой согласился и
благодарил за добрый совет.
Очень вас
благодарю, добрая Катерина Федосеевна,
за вашу приписку — поцелуйте вашу Машеньку
за ее строчку. Приласкайте
за меня и Павлушу. Душевно вам желаю всего отрадного в семейном вашем кругу. Часто ли вы получаете письма из Солдиной?
Оболенский
благодарит тебя, любезный друг Иван,
за воспоминание и желает тебе всего хорошего.
Милый друг Аннушка, накануне отъезда из Тобольска Николенька привез мне твое письмецо и порадовал меня рассказами о тебе. Он говорит, что ты чудесно читаешь, даже ты удивила его своими успехами.
Благодарю тебя
за эту добрую весть — продолжай, друг мой.
Как мне
благодарить вас, добрый друг Матвей Иванович,
за все, что вы для меня делаете. Письмо ваше от 10 сентября вместе с листком от Аннушки глубоко тронуло меня. День ее рождения мысленно я был в вашем кругу и видел мою малютку в восхищении от всех ваших добрых к ней вниманий. Спасибо, от души спасибо!..
На Новый год обнимаю вас, добрый друг; я здесь, благодарный богу и людям
за отрадную поездку. Пожмите руку Александре Семеновне, приласкайте Сашеньку. Аннушка моя
благодарит ее
за милый платочек. Сама скоро к ней напишет. Она меня обрадовала своею радостью при свидании. Добрые старики все приготовили к моему приезду.
За что меня так балуют, скажите пожалуйста. Спешу. Обнимите наших. Скоро буду с вами беседовать. Не могу еще опомниться.
Благодарите доброго Михаила Ивановича
за желание поместить Павла помощником.
Этот раз несколько проштрафился; сегодня только
благодарю вас, почтенный Гаврила Степанович,
за два ваши привета, всегда отрадные.
Не знаю, успею ли с этим случаем написать и Егору Антоновичу и
благодарить его
за in folio, [Форматом в лист (лат.).] адресованное его благородию Ив. Ив. Пущину. Он не признает приговора Верховного уголовного суда. — На всякий случай обними директора и директоршу, пока я сам ему не откликнусь. У нас депеши не дипломатические — можно иногда и помедлить.
Аннушка
благодарит тебя
за слово к ней. Она растет — и понемногу развивается.
Пора
благодарить тебя, любезный друг Николай,
за твое письмо от 28 июня. Оно дошло до меня 18 августа. От души спасибо тебе, что мне откликнулся. В награду посылаю тебе листок от моей старой знакомки, бывшей Михайловой. Она погостила несколько дней у своей старой приятельницы, жены здешнего исправника. Я с ней раза два виделся и много говорил о тебе. Она всех вас вспоминает с особенным чувством. Если вздумаешь ей отвечать, пиши прямо в Петропавловск, где отец ее управляющий таможней.
Непростительно мне, вечному писаке писем, что я до сих пор не
благодарил вас, добрый друг Гаврило Степанович,
за ваши листки с экс-директрисой. Из последующего вы увидите причины этой неисправности и, может быть, меня оправдаете.
…Спасибо тебе
за полновесные книги: этим ты не мне одному доставил удовольствие — все мы будем читать и тебя
благодарить. Не отрадные вести ты мне сообщаешь о нашей новой современности — она бледна чересчур, и только одна вера в судьбу России может поспорить с теперешнею тяжелою думою. Исхода покамест не вижу, может быть оттого, что слишком далеко живу. Вообще тоскливо об этом говорить, да и что говорить, надобно говорить не на бумаге.
Тут просто действует провидение, и я только должен
благодарить бога и добрую женщину. Теперь подготовляю, что нужно для дороги, и с полной уверенностью провожу Аннушку. Может быть, бог даст, и сам когда-нибудь ее увижу
за Уралом… Жаль, что я не могу тебе послать теперь письма Дороховой, — впрочем, если Мария Николаевна поедет с Аннушкой, то я тебе с нею их перешлю, но только с тем непременным условием, чтобы ты мне их возвратил. Это мое богатство. Не знаю,
за что эта добрая женщина с такою дружбою ко мне…
Покамест прощай. Идем обедать, к А. В. Ентальцевой. Теперь у нас все проводинные сходки. Вчера вечеровали у Евгения, Аннушкиного крестного. Я ей проповедую, чтобы она
благодарила бога
за любовь всех с самого ее детства.
Недавно было письмо от Казимирского — он просит меня
благодарить вас
за радушный и дружеский прием. Подозревает даже, что я натолковал вам о его гастрономических направлениях. Ваш гомерической обед родил в нем это подозрение. Вообще он не умеет быть вам довольно признательным. Говорит: «Теперь я между Свистуновым и Анненковым совершенно чувствую себя не чужим».
…Читал «Пахарь» Григоровича. Пожалуйста, прочти его в мартовской книге «Современника» и скажи мне, какое на тебя сделает впечатление эта душевная повесть. По-моему, она — быль; я уже просил
благодарить Григоровича — особенно
за начало. В конце немного мелодрама. Григорович — племянник Камиллы Петровны Ивашевой. В эту же ночь написал к М. П. Ледантю, его бабушке…
За три дня до праздников я получил, почтенный Николай Иванович, ваше письмо от 21 марта.
Благодарю вас очень, что побеседовали со мной… [Дальше — просьбы о хлопотах в министерстве о разных сибиряках.]
Кажется, я давно
благодарил вас
за «вопросы».