Неточные совпадения
Когда начались военные действия, всякое воскресенье кто-нибудь из родных привозил реляции; Кошанский читал их нам громогласно в зале. Газетная комната никогда не была пуста в часы, свободные от классов: читались наперерыв русские и иностранные журналы при неумолкаемых толках и прениях; всему живо сочувствовалось
у нас: опасения сменялись восторгами при малейшем проблеске к лучшему. Профессора приходили к нам и научали нас следить за ходом
дел и событий, объясняя иное, нам недоступное.
Сидели мы с Пушкиным однажды вечером в библиотеке
у открытого окна. Народ выходил из церкви от всенощной; в толпе я заметил старушку, которая о чем-то горячо с жестами рассуждала с молодой девушкой, очень хорошенькой. Среди болтовни я говорю Пушкину, что любопытно бы знать, о чем так горячатся они, о чем так спорят, идя от молитвы? Он почти не обратил внимания на мои слова, всмотрелся, однако, в указанную мною чету и на другой
день встретил меня стихами...
А сват Трофим, который
у тебя
И
день и ночь?
На
днях был
у меня Николай Тургенев; разговорились мы с ним о необходимости и пользе издания в возможно свободном направлении; тогда это была преобладающая его мысль.
Тут же пригласил меня в этот
день вечером быть
у него, — вот я и здесь!»
— Несколько
дней тому назад
у Тургенева».
Погостил
у сестры несколько
дней и от нее вечером пустился из Пскова; в Острове, проездом ночью, взял три бутылки клико и к утру следующего
дня уже приближался к желаемой цели.
В литературе о Пушкине и декабристах считалось, что портфель Пущина хранился со
дня восстания на Сенатской площади до середины 1857 г.
у П. А. Вяземского.
В собрании стихотворение, в 23-й строке: «грустно живет»,
у Пущина: «грустно поет»; в 7-й строке от конца: «Радостно песнь свободы запой…»,
у Пущина: «Сладкую песню с нами запой!» Сохранил Пущин написанную декабристом Ф. Ф. Вадковским музыку к стихотворению «Славянские
девы».
Я располагаю нынешний год месяца на два поехать в Петербург — кажется, можно сделать эту дебошу после беспрестанных занятий целый год. Теперь
у меня чрезвычайно трудное
дело на руках. Вяземский знает его —
дело о смерти Времева. Тяжело и мудрено судить, всячески стараюсь как можно скорее и умнее кончить, тогда буду спокойнее…
Пиши ко мне: твои известия гораздо интереснее моих —
у меня иногда от
дел голова так кружится, что я не знаю, чем начать и чем кончить!
Мы всякий
день вместе
у Трубецкого и много работаем.
Вообрази, любезный Оболенский, что до сих пор еще не писал домой — голова кругом, и ждал, что им сказать насчет места моего поселения. Здесь нашел письмо ото всех Малиновских; пишут, что Розенберг
у них пробыл пять
дней и встретился там с семейством Розена…
Вчера вечером поздно возвратился домой, не успел сказать тебе, любезный друг, слова. Был
у преосвященного, он обещал освободить Иакинфа, но не наверное. — Просидел
у Юшневских вечер.
Днем сделал покупку, казанскую телегу за 125 рублей — кажется, она довезет меня благополучно с моим хламом. Может быть, можно бы и дешевле приискать колесницу, но тоска ходить — все внимание обращено на карман, приходящий в пустоту.
Прощай — разбирай как умеешь мою нескладицу — мне бы лучше было с тобой говорить, нежели переписываться. Что ж делать, так судьбе угодно, а наше
дело уметь с нею мириться. Надеюсь, что
у тебя на душе все благополучно. Нетерпеливо жду известия от тебя с места.
Второе твое письмо получил я
у них, за два
дня до кончины незабвенной подруги нашего изгнания. Извини, что тотчас тебе не отвечал — право, не соберу мыслей, и теперь еще в разброде, как ты можешь заметить. Одно время должно все излечивать — будем когда-нибудь и здоровы и спокойны.
У Басаргина родился на второй
день праздника сын, именем Александр, — следовательно, в полном смысле слова наследник.
В Урике я с Ф. Б. много толковал про вас — от него и Кар. Карловны получал конфиденции. Как-то
у них идет
дело с Жозефиной Адамовной, молодой супругой Александра? Много от нее ожидать нельзя для Нонушки. Она недурна собой, но довольно проста и, кажется, никогда наставницей не может быть…
Вы справедливо говорите, что
у меня нет определенного занятия, — помогите мне в этом случае, и без сомнения урочное
дело будет иметь полезное влияние и на здоровье вместе с гидропатией, которая давно уже в действии.
Останься я
день в Тобольске, мы с вами бы не увиделись. Почта туда должна была прийти на другой
день моего выезда. Не стану говорить вам, как свидание мое с вами и добрым Матвеем Ивановичем освежило мою душу, вы оба в этом уверены без объяснений.
У вас я забыл рубашку, значит скоро опять увидимся. Пока дети здесь, я не тронусь, а потом не ручаюсь, чтоб остался в Туринске.
За двести рублей я с ним счелся —
у нас беспрестанные денежные
дела; чтобы избежать пересылки, он платит там за меня, а я здесь за их поручения по части туринских художников.
…15-го числа в ночь
у Басаргина родился сын. На
днях я буду крестить его, назвали его Василием в память бедного Ивашева…
А наследующий
день, 17 августа, Кюхельбекер записал в Дневнике: «Вчера
у меня был такой гость, какого я с своего свидания с Maтюшкиным еще не имел во все 17 лет моего заточения, — Николай Пущин!..
Я с ним провел несколько
дней, и последнюю ночь ночевали
у меня и беседовали, как будто бы были петровские товарищи: одним словом, я вполне наслаждался вашим счастьем.
Три
дня прогостил
у меня оригинал Вильгельм. Проехал на житье в Курган с своей Дросидой Ивановной, двумя крикливыми детьми и с ящиком литературных произведений. Обнял я его с прежним лицейским чувством. Это свидание напомнило мне живо старину: он тот же оригинал, только с проседью в голове. Зачитал меня стихами донельзя; по правилу гостеприимства я должен был слушать и вместо критики молчать, щадя постоянно развивающееся авторское самолюбие.
«1846 года января
дня, в присутствии ялуторовского полицейского управления, мы, нижеподписавшиеся, проживающие в городе Ялуторовске, находящиеся под надзором полиции государственные и политические преступники, выслушав предписание господина состоящего в должности тобольского гражданского губернатора, от 8 числа настоящего месяца, за № 18, дали эту подписку в том, что обязываемся не иметь
у себя дагерротипов и что в настоящее время таковых
у себя не имеем.
У меня все наши семейные
дни написаны батюшкиной рукой.
Зима
у нас с Варварина
дня настоящая сибирская: все около 30° ртуть шевелится; были
дни, что и не шевелилась. — Вам, южным и западным жителям, это непонятно, а мы уж к этому привыкли, лишь бы при таком морозе не было ветру, а то бывает неловко.
Вам напрасно сказали, что здесь провезли двух из петербургских комюнистов. Губернатор мог получить
у вас донесение, что привезены в Тобольск два поляка — один 71 года, а другой 55 лет; оба в Варшаве судились пять лет еще по прежнему, краковскому,
делу. Отсюда эти бедные люди должны путешествовать в партии по назначению приказа здешнего в Енисейск. Дмитрий Иванович хлопочет, чтобы их оставили где-нибудь поближе…
Просто целый
день проходит в болтовне — то
у милых хозяев Волконских, то
у Грубецких.
На
днях был
у меня наш общий знакомый Тулинов — я просил его распечь г-на полицмейстера: не знаю, будет ли после этого лучше.
Три
дня погостили
у нас Давыдовы — можете себе представить, как я рад был увидеть милую мою Лизу.
— Приезд Давыдовых совпал
у нас с проводами сыновей старика нашего Тизенгаузена: они три
дня после их отправились домой, проживши здесь шесть недель.
Кстати, надобно сказать тебе, что на
днях я об тебе говорил с Шамардиным, который с тобой был
у Малиновского в Каменке; он теперь служит в Омске и был в Ялуторовске по
делам службы. От него я почерпаю сведения о флоте, хотя этот источник не совсем удовлетворителен. Он человек честный, но довольно пустой.
Какой же итог всего этого болтания? Я думаю одно, что я очень рад перебросить тебе словечко, — а твое
дело отыскивать меня в этой галиматье. Я совершенно тот же бестолковый, неисправимый человек, с тою только разницею, что на плечах десятка два с лишком лет больше. Может быть,
у наших увидишь отъезжающих, которые везут мою рукопись, ты можешь их допросить обо мне, а уж я, кажется, довольно тебе о себе же наговорил.
Знаю, что такой же есть
у Егора Антоновича, а твой явился как во сне; наши старики меня в нем не узнают, а я в этом
деле сам не судья.
На
днях был
у меня моряк Каралов с твоим листком от 5 марта. Читал его с признательностию, мне стало так совестно, что я очень бранил себя и пишу тебе мою повинную с сыном нашего Якушкина, который был здесь ревизором в Тобольской губернии по межевой части. — Он надеется тебя лично увидеть и дать изустную весть обо мне.
В августе был
у меня Яков Дмитриевич; объезжая округ, он из Перми завернул ко мне и погостил четыре
дня. Вполне наш. Это был праздник — добрый человек, неизменно привязанный к нам по старине. Велел очень кланяться тебе и брату. Он очень жалеет, что не мог быть
у вас за Байкалом до выезда из Иркутска. Теперь его постоянное жительство в Омске. Сашенька здорова, но все же опасаются нервических ее припадков.
Завтра Сергиев
день,
у нас ярмарка, меня беспрестанно тормошат — думают, что непременно должно быть много денег, а оных-то и нет! Эти частые напоминания наводят туман, который мешает мыслям свободно ложиться на бумагу. Глупая вещь — эти деньги; особенно когда хотелось бы ими поделиться и с другими, тогда еще больше чувствуешь неудобство от недостатка в этой глупой вещи. Бодливой корове бог не дал рог. И сам уж запутался.
У меня нет Соломенного, [Соломенное — заимка (домик), где жил Г. С. Батеньков близ Томска.] но зато нанимаю дом Бронникова, и в этом доме это время, свободное от постоя, накопилось много починок, так что меня с обоих крылец тормошат разные мастеровые. Вот причина, по которой до сего
дня не дал вам, добрый друг Гаврило Степанович, весточки о Неленьке. Она мне 29 сентября привезла вашу записочку от 20-го. Значит, с безногим мужем едет довольно хорошо, и в такое время года.
Поцелуйте за меня ваших малюток. Аннушка просит вас о том же. Она здорова и с каждым
днем вытягивается.
У нас все идет прежним порядком, но теперь довольно мрачных ощущений.
Он
у меня погостил несколько
дней, и я его благословил на доброе
дело, только советовал смотреть на
дела людские с некоторою снисходительностью, чтоб не лишить себя возможности быть полезным.
Софья Григорьевна Волконская до февраля остается
у брата, за это ей большое спасибо. И там теперь не весело по случаю плачевного
дела, которое теперь плачевнее, нежели когда-нибудь.
28 — го,
день рождения Ивана Дмитриевича, мы праздновали, по обычаю,
у Александры Васильевны…
Кто же действователь
у нас? Ужели Ростовцев распоряжается военными
делами. Он и Витовтов мне надоели своими адресами и приказами. Мундиры бесят меня. Как-то совестно читать о пуговицах в такую минуту.
Неленька меня тревожит; последнее письмо обещает, что будет смягчение, но я не
разделяю эти надежды, пока не узнаю что-нибудь верное. — Это милое существо с ума
у меня не сходит. — Обещала меня уведомить тотчас, когда будет конфирмация. — И тут ничего не поймешь.
У нас все обстоит благополучно. Все здоровы. Прекрасно бы сделали, если бы могли прокатиться в Тульскую губернию. Туда поехала на несколько
дней Наталья Дмитриевна. Она часто ко мне пишет, с необыкновенною добротою уделяет мне свои досуги от деловых занятий.
Между тем отвсюду пишут и воображают, что я уже в дороге. Сестра говорит, что всякий
день думает — пришлет Николай сказать, что я
у него на даче их жду.
29 октября… Матвей только третьего
дня вернулся из Тобольска… Матвей получил от брата приглашение в Хомутец. Все-таки они будут
у тебя. Время выезда еще не определено… Теперь жду из Нижнего известия от Сергея Григорьевича и Батенькова.
Оленька, верно, вам писала, что я в вагоне встретился с Башмаковым молодым, который хотел послать денег нашему старику — хотел доставлять ему ежегодно 300 целковых. Без сомнения, начало этому
делу уже положено, и Флегонт Миронович успокоен, потому что молодой Башмаков намерен был выслать в Тобольск 150 ц. тотчас по приезде в Петербург. Я с ним расстался в Твери, оставшись
у племянницы Полторацкой на сутки. Обнимаю вас крепко.