Император Николай, встретя в Москве, при коронации, генерал-губернатора Лавинского, спросил его: «А что наши,
Й думаю, уже в Нерчинске?» Лавинский молча поклонился.
Неточные совпадения
Я нечаянно увидел эти стихи над моим изголовьем и узнал исковерканный его почерк. Пушкин не сознавался в этом экспромте. [В изд. АН СССР — под заглавием «Надпись на стене больницы» (1817); в 1-й строке там: «Его судьба неумолима».]
В 6-й строке слово «Провиденье» в автографе архива — не с прописной буквы.
В 3-й строке в нем также слово «дом», только здесь оно не зачеркнуто.
(Пушкинский Дом, ф. 244, оп. I, № 83) — в 3-й строке ясно написано рукою самого Пушкина: «двор» (сообщение В. В. Данилова).
В собрании стихотворение, в 23-й строке: «грустно живет», у Пущина: «грустно поет»; в 7-й строке от конца: «Радостно песнь свободы запой…», у Пущина: «Сладкую песню с нами запой!» Сохранил Пущин написанную декабристом Ф. Ф. Вадковским музыку к стихотворению «Славянские девы».
В автографе Рылеева и в печати 5-й стих читается так: «Нет, не способен я в объятьях сладострастья».
Таким образом, в генваре 1837 года возвратившийся из отпуска наш плац-адъютант Розенберг зашел в мой 14-й номер.
P.S. Верно, ты читал в газетах, что Бурцов получил [орден] Анны 2-й степени. Порадуйся. Дай бог ему успеха. Но меня удивляет, что я до сих пор не имею от него ответа на письмо, которое было написано тобою. Не понимаю, что это значит.
Иван Иванович занимает в третьем отделении 14-й номер, а мы во втором 11-й.
Михаилу Александровичу посылаю три первые номера «Москвитянина», 4-й еще в чтении…
1-й части — посвящение перевода Жуковскому (Арх. Жуковского, оп. II, № 265 и 266).]
Вот тебе сведения, не знаю, найдешь ли в них что-нибудь новое. Я думаю, тебе лучше бы всего через родных проситься на службу, как это сделал Александр Муравьев. Ты еще молод и можешь найти полезную деятельность. Анненкова произвели в 14-й класс. Ты знаешь сам, как лучше устроить. Во всяком случае, желаю тебе успокоиться после тяжелых испытаний, которые ты имел в продолжение последних восьми лет. Я не смею касаться этих ран, чтобы не возобновить твоих болей.
Мне был тяжел 40-й год; я тогда не на шутку страдал — почти с ума сходил — от сильного биения сердца.
Вчера вечером явился ко мне новоторжский купчик 3-й гильдии Ваня Пущин и привез мне, добрый друг Матвей Иванович, ваш листок от пятницы. Так давно на слыхал вашего голоса…
Прочтите 25-й номер «Колокола»…