Я помню твой восход, знакомое светило,
Над
мирною страной, где всё для сердца мило,
Где стройны тополы в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и тёмный кипарис...
Неточные совпадения
В
стране, где мельниц ряд крылатый // Оградой
мирной обступил // Бендер пустынные раскаты, // Где бродят буйволы рогаты // Вокруг воинственных могил, — // Останки разоренной сени, // Три углубленные в земле // И мхом поросшие ступени // Гласят о шведском короле.
Наконец, европеец старается склонить черного к добру
мирными средствами: он протягивает ему руку, дарит плуг, топор, гвоздь — все, что полезно тому; черный, истратив жизненные припасы и военные снаряды, пожимает протянутую руку, приносит за плуг и топор слоновых клыков, звериных шкур и ждет случая угнать скот, перерезать врагов своих, а после этой трагической развязки удаляется в глубину
страны — до новой комедии, то есть до заключения мира.
Города становились меньше и проще, пошли леса и речки, потянулись поля и плантации кукурузы… И по мере того, как местность изменялась, как в окна врывался вольный ветер полей и лесов, Матвей подходил к окнам все чаще, все внимательнее присматривался к этой
стране, развертывавшей перед ним, торопливо и мимолетно,
мирные картины знакомой лозищанину жизни.
Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим долгом по отношению к себе, к делу, близкому нашему сердцу, к
стране, в которой мы живем, и ко всему остальному миру, огласить это наше исповедание, выразив в нем те основы, которых мы держимся, цели, к которым мы стремимся, и средства, которые мы намерены употреблять для достижения всеобщего благодетельного и
мирного переворота. Вот это наше исповедание.
В
стране, где долго, долго брани // Ужасный гул не умолкал, // Где повелительные грани // Стамбулу русский указал, // Где старый наш орел двуглавый // Еще шумит минувшей славой, // Встречал я посреди степей // Над рубежами древних станов // Телеги
мирные цыганов, // Смиренной вольности детей. // За их ленивыми толпами // В пустынях часто я бродил, // Простую пищу их делил // И засыпал пред их огнями. // В походах медленных любил // Их песен радостные гулы — // И долго милой Мариулы // Я имя нежное твердил.