Неточные совпадения
— И ты прав, ей-богу прав! — сказал самозванец. — Ты видел, что мои ребята смотрели на тебя косо; а старик и сегодня настаивал на том, что ты шпион и что надобно тебя пытать и повесить; но я не согласился, — прибавил он, понизив голос, чтоб Савельич и татарин не
могли его услышать, — помня твой стакан
вина и заячий тулуп. Ты видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братья.
Но нехристианская сторона этого последнего поступка по любви народа к Головану нашла себе кое-какое извинение: люди проникли, что Голован, задабривая Юшку, хотел добыть у него тщательно сохраняемые евреями «иудины губы», которыми можно перед судом отолгаться, или «волосатый овощ», который жидам жажду тушит, так что они
могут вина не пить.
— Вы, господа, — говорил он, — сами не пейте: вы люди молодые; это может войти в привычку, в обществе это не принято; я сам тоже терпеть не
могу вина и, когда увижу его, тотчас стараюсь уничтожить, что я и сделаю с этим шато-марго.
Неточные совпадения
«Говорить о своей
вине и своем раскаянии я не
могу, потому что…»
То, что он теперь, искупив пред мужем свою
вину, должен был отказаться от нее и никогда не становиться впредь между ею с ее раскаянием и ее мужем, было твердо решено в его сердце; но он не
мог вырвать из своего сердца сожаления о потере ее любви, не
мог стереть в воспоминании те минуты счастия, которые он знал с ней, которые так мало ценимы им были тогда и которые во всей своей прелести преследовали его теперь.
Это не человек, а машина, и злая машина, когда рассердится, — прибавила она, вспоминая при этом Алексея Александровича со всеми подробностями его фигуры, манеры говорить и его характера и в
вину ставя ему всё, что только
могла она найти в нем нехорошего, не прощая ему ничего зa ту страшную
вину, которою она была пред ним виновата.
Долго Левин не
мог успокоить жену. Наконец он успокоил ее, только признавшись, что чувство жалости в соединении с
вином сбили его, и он поддался хитрому влиянию Анны и что он будет избегать ее. Одно, в чем он искреннее всего признавался, было то, что, живя так долго в Москве, за одними разговорами, едой и питьем, он ошалел. Они проговорили до трех часов ночи. Только в три часа они настолько примирились, что
могли заснуть.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что
мог пить как бочка, не спать и быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое
вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком в Английском Клубе.