Конечно, не один Евгений
Смятенье Тани видеть мог;
Но целью взоров и суждений
В то время жирный был пирог
(
К несчастию, пересоленный);
Да вот в бутылке засмоленной,
Между жарким и блан-манже,
Цимлянское несут уже;
За ним строй рюмок узких, длинных,
Подобно талии твоей,
Зизи, кристалл души моей,
Предмет стихов моих невинных,
Любви приманчивый фиал,
Ты, от кого я пьян бывал!
Зато зимы порой холодной
Езда приятна и легка.
Как стих без мысли в песне модной
Дорога зимняя гладка.
Автомедоны наши бойки,
Неутомимы наши тройки,
И версты, теша праздный взор,
В глазах мелькают как забор.
К несчастью, Ларина тащилась,
Боясь прогонов дорогих,
Не на почтовых, на своих,
И наша дева насладилась
Дорожной скукою вполне:
Семь суток ехали оне.
Конечно, он понимал, что положение Сони есть явление случайное в обществе, хотя,
к несчастию, далеко не одиночное и не исключительное.
К несчастью, то ж бывает у людей: // Как ни полезна вещь, — цены не зная ей, // Невежда про неё свой толк всё к худу клонит; // А ежели невежда познатней, // Так он её ещё и гонит.
Неточные совпадения
Правдин (Митрофану). Негодница! Тебе ли грубить матери?
К тебе ее безумная любовь и довела ее всего больше до
несчастья.
Он быстро вскочил. «Нет, это так нельзя! — сказал он себе с отчаянием. — Пойду
к ней, спрошу, скажу последний раз: мы свободны, и не лучше ли остановиться? Всё лучше, чем вечное
несчастие, позор, неверность!!» С отчаянием в сердце и со злобой на всех людей, на себя, на нее он вышел из гостиницы и поехал
к ней.
— Да, я понимаю, что положение его ужасно; виноватому хуже, чем невинному, — сказала она, — если он чувствует, что от вины его всё
несчастие. Но как же простить, как мне опять быть его женою после нее? Мне жить с ним теперь будет мученье, именно потому, что я люблю свою прошедшую любовь
к нему…
И она, вспомнив те слова, которые дали ей победу, именно: «я близка
к ужасному
несчастью и боюсь себя», поняла, что оружие это опасно и что его нельзя будет употребить другой раз.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали
к нему.
К своему
несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе спину, и решено было ее пристрелить. Вронский не мог отвечать на вопросы, не мог говорить ни с кем. Он повернулся и, не подняв соскочившей с головы фуражки, пошел прочь от гипподрома, сам не зная куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое
несчастие,
несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.