Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись,
занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.
Главный
занавес закрывает зрительный зал, и за
занавесом тотчас начинается музыка. Бутон закрывает и тот
занавес, который отделяет сцену от нас, и она исчезает. Шарлатанское лицо скрывается.
У Омона Телепнева выступала в конце программы, разыгрывая незатейливую сцену: открывался
занавес, и пред глазами «всей Москвы» являлась богато обставленная уборная артистки; посреди ее, у зеркала в три створки и в рост человека, стояла, спиною к публике, Алина в пеньюаре, широком, как мантия.
Треплев(окидывая взглядом эстраду). Вот тебе и театр.
Занавес, потом первая кулиса, потом вторая и дальше пустое пространство. Декораций никаких. Открывается вид прямо на озеро и на горизонт. Поднимем
занавес ровно в половине девятого, когда взойдет луна.
Поднимался
занавес, выходили актеры, делали жесты руками; в ложах сидела публика, оркестр по машинке водил смычками по скрипкам, капельмейстер махал палочкой, а в партере кавалеры и офицеры хлопали в ладоши.