Неточные совпадения
Владимир потупил голову, люди его окружили несчастного своего господина. «Отец ты наш, — кричали они, целуя ему руки, — не хотим другого барина, кроме тебя, прикажи, осударь, с
судом мы управимся. Умрем, а не выдадим». Владимир смотрел
на них, и странные чувства волновали его. «Стойте смирно, —
сказал он им, — а я с приказным переговорю». — «Переговори, батюшка, — закричали ему из толпы, — да усовести окаянных».
О большой, громадной услуге я попрошу вас, гг. эксперты, и, если вы чувствуете в себе хоть немного человека, вы не откажете в ней. Надеюсь, мы достаточно поняли друг друга, настолько, чтобы не верить друг другу. И если я попрошу вас
сказать на суде, что я человек здоровый, то менее всего поверю вашим словам я. Для себя вы можете решать, но для меня никто не решит этого вопроса:
Колосов еще раза два был у Тани, и после каждого посещения предстоящая защита казалась ему все труднее. Ну, что он
скажет на суде? Ведь надо рассказать все, что есть горького и несправедливого на свете, рассказать о вечной, неумолкающей борьбе за жизнь, о стонах побежденных и победителей, одной грудой валяющихся на кровавом поле… Но разве об этих стонах можно рассказать тому, кто сам их не слышал и не слышит?
Неточные совпадения
Вот, некогда,
на берегу морском, // При стаде он своём // В день ясный сидя // И видя, // Что
на Море едва колышется вода // (Так Море присмирело), // И плавно с пристани бегут по ней
суда: // «Мой друг!»
сказал: «опять ты денег захотело, // Но ежели моих — пустое дело!
— Я Николая Петровича одного
на свете люблю и век любить буду! — проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, — а что вы видели, так я
на Страшном
суде скажу, что вины моей в том нет и не было, и уж лучше мне умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать могут, что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…
Красавина. Что же станешь
на суде говорить? Какие во мне пороки станешь доказывать? Ты и слов-то не найдешь; а и найдешь, так складу не подберешь! А я и то
скажу, и другое
скажу; да слова-то наперед подберу одно к другому. Вот нас с тобой сейчас и решат: мне превелегию
на листе напишут…
— Боже мой, если б я знал, что дело идет об Обломове, мучился ли бы я так! —
сказал он, глядя
на нее так ласково, с такою доверчивостью, как будто у ней не было этого ужасного прошедшего.
На сердце у ней так повеселело, стало празднично. Ей было легко. Ей стало ясно, что она стыдилась его одного, а он не казнит ее, не бежит! Что ей за дело до
суда целого света!
— И лень, и претит. Одна умная женщина мне
сказала однажды, что я не имею права других судить потому, что «страдать не умею», а чтобы стать судьей других, надо выстрадать себе право
на суд. Немного высокопарно, но в применении ко мне, может, и правда, так что я даже с охотой покорился суждению.